Поначалу я думал, что Бианка – просто обычная вертихвостка. Она к тому же какое-то время держалась отстраненно, из-за чего никто в нашем кругу к ней особо не проникся. Но, познакомившись поближе, я обнаружил, что она дама умная и, что впечатлило меня больше всего, сильная. Она потом стала публичным лицом “Международной амнистии” и чем-то вроде странствующего посла своей собственной гуманитарной организации, а это немалое достижение. Очень миловидная и все такое, но также с очень решительным характером. Неудивительно, что Мик с ней не справился. Единственный недостаток был в том, что шуток она не воспринимала напрочь. Было б у нее чувство юмора, я бы сам на ней первый женился!
Начало отношений между Миком и Бианкой точно совпало с нашим отъездом из Англии. Так что в ситуации уже присутствовал явный конфликт, обозначилась трещина. Бианка привезла с собой кучу всякого багажа и народа, втянула в это Мика, но никому другому это было совершенно не интересно, и я уверен, что на сегодня это не интересно и самой Бианке. Но даже тогда я ничего не имел против нее как человека – мне только не нравилось, как она и ее тусовка влияли на Мика. Это отдалило его от остальных, а Мик и без того всегда стремился как-нибудь отделаться. Мик мог взять отпуск и исчезнуть на две недели, мог решить, что он будет работать наездами из Парижа. Бианка была беременна, и их дочка, Джейд, родилась той осенью – Бианка как раз жила тогда в Париже. Ей не нравилась жизнь в “Неллькоте”, и я ее не виню. Короче, Мик разрывался.
В те самые первые дни в “Неллькоте” мы отправлялись на променад вдоль пристаней, или до
Тони учуял все раньше меня. Два каких-то французских рыбака постарше нас. Один стоял к нам спиной. Когда он закрывал дверь на замок, Тони на меня зыркнул. Только сказал: “Прикрой сзади”. Он рванулся как молния, сунул мне в руки стул, запрыгнул на стол с еще одним стулом и врезал им, так что щепки посыпались. Мужики были как следует ужратые – они только что пообедали с вином, кое-что осталось на столе. Я тут же наступил на шею одному, пока Тони уделывал другого. Потом Тони метнулся к моему, который был перепуган до усрачки, и Тони еще раз врезал ему по голове. “Пойдем отсюда”. Пинком открыли дверь. Все кончилось за какие-то секунды. Эти на полу стонут и хнычут, везде разлитый кларет, сломанная мебель. Они ведь меньше всего ждали нападения – крупные такие морячки, никаких разговоров вокруг да около, им нужно было над нами поглумиться, отлупить. Планировали устроить себе веселуху с парой волосатиков. Марлон сидел в “ягуаре”. “Пап, ты где был?” – “Ничего, все нормально”. И по газам: “Поехали”. Но какие приемы в исполнении Тони-Испанца! Это был балет, его триумфальный выход. По сравнению с Тони Дуглас Фэрбенкс просто отдыхал. Самая скоростная реакция, какую я только видел, а я видел кое-что. Я в тот день выучил важный урок из его учебника: когда чутье говорит, что назревает проблема, действуй. Не жди, пока она назреет.
Через три дня на порог заявились копы. У них был ордер только на меня, потому что Тони никто не знал, и вообще он уже отбыл обратно в Англию. Последовала нескончаемая канитель с судебными следователями, но к моменту, когда дело поднялось на ступеньку-другую повыше, они поняли, что этим ребятам рассчитывать не на что. Когда всплыли факты и выяснилось, что они нас запугивали, что у меня ребенок остался в машине и что вообще с самого начала не было никаких оснований тащить нас в эту контору, неожиданно, как по волшебству, обвинения испарились. Уверен, что адвокат тогда обошелся нам недешево, но в конце концов те ребята решили, что не стоит заявлять перед судом, что в их собственной конторе их уделали два ненормальных англичанина.