Жизнь

И еще мне достался блестящий адвокат в лице Ричарда Дю Канна. Он имел грозный вид — такой подтянутый строгий мужик, который прославился тем, что защищал издателя «Любовника леди Чаттерли» Д. Г. Лоуренса от обвинений в непристойности со стороны государства. Скоро после моего дела — может, закрыли глаза — его выбрали председателем адвокатской коллегии. Мне он сказал, что с такими уликами ничего поделать нельзя, так что придется признать себя виновным, а он будет добиваться смягчения приговора. «Виновен. Ваша честь, виновен». На пятнадцатом пункте уже чуть-чуть саднило горло. А судья явно скучал, потом что очень ждал речи Дю Канна. Но полиция в последний момент добавила двадцать шестой пункт, обрез, который автоматически означал год срока. И я вдруг говорю: «Не виновен, ваша честь». И судья только вылупился: «Что?» Он-то уже готовился идти обедать, мое дело было ясным. Спрашивает: «Почему вы не признаете себя виновным по этому пункту?» А я отвечаю: «Потому что, ваша честь, если б это был обрез, то откуда там взялась мушка на конце ствола?» Это была антикварная штука, детское дробовое ружьишко, чтобы стрелять птиц, которое изготовил какой-то французский дворянин в 1880-x годах. Очень милые инкрустации и все как полагается, но, конечно, никакой не обрез. И судья посмотрел на копов, и я гляжу, а лица у них побелели — врубились, что хватили через край. Чутка перестарались. Для меня это был прекрасный момент. Хотя, конечно, в открытую не повеселишься, потому что знаешь, что только что впечатал им прямо по яйцам. А судья смотрит на них уничтожающе так и говорит: «Он был уже наш. Идиоты». И тогда Дю Канн заводит свою потрясающую шекспировскую речь про натуру художника и про то, что давайте посмотрим правде в глаза — этот человек стал жертвой преследований. Едва ли есть необходимость прибегать к таким строгим мерам. Всего лишь музыкант, и т.д, и т.п. И, видимо, судья согласился, потому что повернулся и сказал под запись: 10 фунтов за каждый пункт, 250 в сумме. Никогда не забуду, каким презрением он обдал полицейских. Хотел их проучить таким легким приговором за то, что так откровенно хотели навешать на меня всех собак. В общем, все пошли обедать, включая меня и Дю Канна.

После обеда я удалился в отель Londonderry праздновать. Там, к сожалению, у нас загорелась спальня. Коридор был весь в дыму, и мое скромное семейство выпроводили вон и вообще навсегда запретили появляться в нашей любимой гостинице. Пожар случился в моей комнате, причем Марлон спит у меня в кровати, так что я помчался сквозь пламя, схватил ребенка и тогда уже стал ждать, пока начнутся шум и суета, не было никакое опасное и неосторожное поведение, как тут же решили в таблоидах, это была неисправная проводка в номере. Но кто в это поверит?

Ронни Вуд появился в моей жизни по-серьезному в конце 1973-го. До того мы пересекались иногда, но не дружили. Я его знал как гитариста Faces, причем классного гитариста. В общем, сижу я как-то в Tramp, одном из моих постоянных клубов в то время, и подходит ко мне одна блондинка и говорит, привет, я Крисси Вуд, жена Ронни Вуда. Я говорю: о, приятно познакомиться. Как жизнь, дорогая? Что у Ронни? Она отвечает: он сейчас в нашем доме в Ричмонде пишется. Кстати, хочешь, поедем сейчас к нам? Я говорю: а что, я бы повидался с Ронни, поехали. И мы отправились с Крисси в Ричмонд, в их особняк под названием «Уик», и я остался на несколько недель. В тот момент у Stones был перерыв, Мик сводил вокал на It’s Only Rock’nRoll, и я, в общем, был не против немного поиграть. Когда я туда приехал, то увидел всех этих асов: Уилли Уикс на басу, Энди Ньюмарк на ударных, Иэн МакЛэган, кореш Ронни по Faces, на клавишах. И я тут же подключился. Ронни записывал свой первый соло-альбом I’v Got Му Own Album to Do («Мне еще собственный альбом надо сделать») — кстати, офигенное название, Ронни,— а я зашел прямо посреди процесса, и мне вручили гитару. Так что первое совместное дело с Ронни началось у нас с горячего гитарного дуэта. На следующий день Ронни говорит: давай доделаем это до конца, и я сказал: договорились, только мне надо вернуться домой на Чейн-уок. не совсем, а одежду кой-какую взять. Ронни купил «Уик» у актера Джона Миллза и устроил в подвале студию. Я тогда в первый раз увидел студию, которую построили специально в чьем-то личном доме (и я сильно не советую жить прямо над рабочим местом — я знаю, я это проходил на Exile). Но дом был красивейший, с садом, который спускался к реке. Мне досталась спальня дочки Джона Миллза Хейли, почти такой же знаменитой актрисы, и не то чтобы я проводил в ней много времени, но когда проводил, то почему-то постоянно читал Эдгара Аллана По. Жизнь в гостях у Ронни увела меня из-под надзора в Челси, хотя в итоге они добрались и туда. Анита не имела ничего против. Она тоже к нам приезжала.