Мои торчковые проблемы и караулившие нас везде копы -все это дошло до крайней точки. Какая-то сплошная задница Но мне не приходило в голову, что это со мной задница. Я думал, что с собой-то я справлюсь. Просто дело в том, что так складываются обстоятельства, просто такое дерьмо на меня сыплется, и мне только нужно продержаться. Может, у меня и задница по всему периметру, но я знаю, что в мире полно людей, которые скажут: давай, Кит, жги. Вроде как выборы без голосования. Кто победит? Власти или народ? И посередине я — ну или Stones вообще, неважно. В то время, наверное, я все-таки иногда задумывался: это что, такая веселая игра для всех? О, Кита опять накрыли копы. А тебя будят, блядь, ни свет ни заря, тут же дети, и ты сам спал дай бог часа два. Я ничего не имею против арестов, когда все чинно и вежливо. Дело было в том, как они себя вели. Вламывались, как какой-нибудь спецназ. Меня это страшно бесило. И ты ничего с этим не сделаешь в данный конкретный момент, приходится просто проглатывать. Понятно, что тебя по-любому разведут. «Мистер Ричардс утверждает, что вы толкнули его к калитке, велели развернуться и ударили по ногам». — «Нет-нет-нет, ну что вы, ни в коем случае. Мистер Ричардс преувеличивает».
В те времена статус налогового нерезидента в Соединенном королевстве означал, что мы могли провести дома где-то три месяца в году. То есть для меня — в «Редлендсе» и моем лондонском доме на Чейн-уок. В 1973-м этот адрес держали под круглосуточным наблюдением. И мной одним не ограничивались. Мика тоже пасли и даже пару раз тягали. А «Редлендс» на большую часть лета для меня отменился. Он сгорел в июле, когда мы были там с детьми. Мышь погрызла проводку, так что кое-где от изоляции ничего не осталось. А обнаружил все четырехлетний Марлон — прибежал и кричит: «Горит, горит!»
И как раз из-за Марлона, главным образом, — Энджела была совсем маленькой и пока ничего не замечала — я начал как-то серьезнее относиться к бесконечным домогательствам копов. Он спрашивал: «Пап, а зачем ты выглядываешь в окно?» Я говорил: «Смотрю, стоит машина с полицейскими или нет». А он: «Зачем, пап?» И думаю: ну что ж за пиздец такой! Я мог бы играть в эти игры в одиночку, но теперь от этого страдают мои дети. «Папа, а почему ты боишься полицейских?» — «Ничего я их не боюсь. Просто смотрю, что они, собираются делать». Но каждый день я уже как заведенный проверял, стоит кто-то напротив или нет. Фактически ты пребывал в состоянии войны. Всё, что мне было нужно сделать, — это перестать употреблять. Но я прикидывал иначе: сначала победим в войне, а потом посмотрим. Что, наверное, было идиотской позой, но уж так я чувствовал. Я не собирался кланяться этим сукам.
Они накрыли нас почти сразу после возвращения с Ямайки в нюне 1973-го, когда у нас гостил Маршалл Чесс. Нашли коноплю, героин, мандракс и пистолет без лицензии. Это, наверное, была самая знаменитая облава, потому что мне выставили много-много обвинений. Там фигурировали обожженные ложки с остатком, иглы, машинки, марихуана. Двадцать пять пунктов.