Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником

Каньон был другим. Оранжевым и скалистым, и его зелень: крестовник, амброзия и лебеда – была не плюшевой, а сухой, бурой или обожженно-желтой. Между камнями пробивались осока и бакхарис иволистный. На виденных мною фотографиях были крупноплановые изображения кастиллеи, вырвиглазная желтизна примулы вечерней и ковры калифорнийского мака – словно нарисованная фломастерами страна Оз. Но теперь я созерцала Каньон таким, каким он являлся. Золотистый тысячелистник, кишевший змеями.

Парой недель раньше Каньон был бы прекрасен. Мне всегда грело душу знание, что, пока я способна наскрести денег на бензин, могу и перемещаться на машине. Я могла посетить Гранд-Каньон. Я могла переночевать в туннеле Арго и встать рано утром, до того как по нему пойдут туристические группы. Но я не могла уехать из Лос-Анджелеса. Это был последний пункт назначения, и я это знала. И вот теперь я оказалась в самой странной его части. Мне было необходимо найти дом в считаных минутах от работы Элис. В детстве я хотела получить теннисную юбочку и теннисные кроссовки еще до того, как первый раз ударила по мячу. Став взрослой, я ничуть не изменилась. Мне надо было чувствовать, что дом принадлежит мне, прежде чем я могла воспользоваться туалетом.

В каньоне Топанга не было ядра, не было центрального поселка. Только кучки торговых точек, отделенные друг от друга не менее чем милей пути.

Старый магазин инструментов казался пришельцем из иного мира. Он не являлся калифорнийской жемчужиной, но не был и пережитком пятидесятых. Внутри пахло мелом. Я любила запах таких магазинов почти так же сильно, как любила запах хлорки.

Я остановилась у секонд-хенда, битком набитого балетными пачками, и платьишками в блестках, и брюками палаццо из полиэстера, и винтажными поздравительными карточками, и почтовыми открытками, некогда дорогими чьему-то сердцу.

Милая мама!

Погода стоит прекрасная, даже зимой. В университете все хорошо. Здесь в магазинах торгуют 24-каратным золотом по хорошей цене, и я прилагаю к письму ожерелье для Сюзан к Рождеству. Пожалуйста, передай его Сюзан, мама. Скажи папе, что я здесь видел «Феррари-312», который колесил по улицам центра Падуи. Вишнево-красный, с внутренней отделкой из золотистой кожи. Люблю вас всех.

Джек

Не так давно все писали от руки. Мой отец писал от руки. Я когда-то думала, что у него самый красивый почерк в мире. Но такой был у всех людей папиной эпохи.

Я ездила туда-сюда по улицам, где невозможно ничего увидеть за поворотом. Казалось, люди здесь водили машины вслепую, интуитивно. Время от времени попадался какой-нибудь впечатляющий дом, отделанный испанскими изразцами, пасущиеся лошади. Там были арт-инсталляции и пацифики, выложенные из колпаков для колес. Там были бамбуковые изгороди и небо без единого облачка. Проголодавшись, я остановилась у ресторанчика под названием «Ла Чоса», рядом с химчисткой. Я была все в том же белом платье. От него разило пóтом, но пока я не столкнулась ни с кем, кто бы это заметил.

Мексиканка за раздачей ждала с широкой оловянной ложкой в руке. На куске картона были написаны инструкции к заказу. Выбери ОДНО: адобо из курицы[9], стейк, овощи-гриль.

Я хотела половину порции курицы и половину порции овощей-гриль. Риса я никакого не хотела.

– Вы выбирать только одно, – сказала женщина.

– Можно мне по половине от курицы и овощей, а чек пробить на курицу, которая стоит дороже?

– Нет, вы выбирать одно.

На голове у женщины была сетка для волос.

– Но я хочу по половине от каждого блюда, и вы – магазин – на этом только выгадаете. Потому что курица стоит дороже, а я возьму ее меньше. Понимаете?

Женщина покачала головой.

– Почему? – спросила я. – Можете объяснить мне почему?

Женщина положила ложку и отерла полиэтиленовые перчатки о фартук, весь в пятнах от желтых и бурых соусов. Снова взяла ложку и стала ожесточенно скрести ею в судке с рисом.

– Я не хочу рис, – сказала я.

Тогда женщина ушла в кухню. Я так и осталась голодной.

Вернувшись в машину, я тронулась с места, слушая Марианну Фейтфул и Джони Митчелл. Я составлю для тебя список всех песен, которые что-то для меня значили.