Читаем Живой Журнал Нины Горлановой - 4 декабря 2013- июнь 2014 полностью

- Тоже целая история. Знала, читала, любила, «Чевенгур» ежегодно перечитывала. Но полагала, что мне до таких вершин никогда не подняться. У меня же низкая самооценка, а то что есть смелость браться за все, то она не моя, а кто-то порою сверху толкает и подсказывает… В общем, я думала, что мне и до Маканина с Искандером сроду не доползти, а уж Платонов… Когда вышел «Котлован», я бегала по Перми и кричала, что он выше Шекспира! Выше Сервантеса! Гений! Я его книги все исчеркала – училась. Помните у Платонова в одной сказке у цветка спрашивают: «Почему ты такой ни на кого не похожий?», а он отвечает: «Потому что мне трудно», - так вот, эта фраза полностью отражает мою суть. Я Платонова вознесла и долго выше всех ценила… Но потом со мной произошло другое. Я уверовала в Бога и теперь я не хочу описывать бездны – хочу описывать преображение.

- У вас новый виток в творчестве, и вы как человек страстный и искренний впадаете в крайний максимализм. А вдруг читателю станет скучно с вами с новой?

- Я не так, как Нина Садур. Вчера говорила в газете, что писателю диктует дьявол, а сегодня в той же газете – что Путину надо ехать к старцу Кириллу в Переделкино и посоветоваться, как быть. Слишком быстрый переход от дьявола к старцу.

- Почему в литературе (и даже в беседе) зло или хотя бы борьба зла с добром интереснее, нежели победившая добродетель?

- Такая борьба тем и интересна, что добро победит и ты на это надеешься.

- Если я вас правильно понимаю, вам перестала быть интересна эмпирика падения, да?

- Да. Я ощутила, что мы люди ответственные, структурированные и должны пытаться понять, что вокруг нас… Достоевского и впрямь очень интересовала «эмпирика падения» (каждый пишет то, что ему интересно), но тем дороже нам, что он – на стороне добра.

- Если бы Достоевский не углубился в Федора Карамазова, смердяковщину, Верховенского, мы бы очень много потеряли.

- Но мы приобрели только потому, что он на стороне добра. Иначе все эти описания были бы нам не нужны… Мы острим. Мы понимаем, что юмор нужен, что он как второй хлеб. Но на глубине, где жизнь и смерть, там, конечно, нет юмора. Там и без юмора не соскучишься.

- Ваше отношение к сатире?

- Если бы Лев Толстой прожил в коммуналке, он, может быть, стал бы Салтыковым-Щедриным. Кстати, когда слушаешь современных политиков по телевизору, то фразы из Щедрина сами так и напрашиваются. Но у меня нет таланта сатирика – только пародии я еще иногда могу писать. Муж хорошо пишет пародии… Некоторые сатирики мне нравятся. Кое-что – у Вишневского, кое-то – у Задорнова. У Жванецкого практически все нравится! Это – кроме двух-трех вещей – высокая литература…

Очень люблю Войновича – выдающийся сатирик. Мы, когда дети были маленькие, «Чонкина» дома разыгрывали в лицах. У нас традиция на днях рождения ставить домашние спектакли… Еще хороша лирофилософская сатира Искандер. А вообще, жизнь такова, что все в ней перемешано и комическое - рядом с высоким. Я различаю юмор и юморок (он дешевле и легче). Я «юморок» иногда из жизни запишу и потом хочу вставить, но себя удерживаю.

- У вас так бывало, чтобы вы, читая кого-то из современников (современниц), вдруг остро позавидовали?

- Направо и налево. Недавно прочла у Щербаковой фразу в книге «Мальчики и девочки» - и позавидовала. На каждом шагу завидую поэтам.

- Вы писали стихи?

- Писала. Тритатушки. Серьезные были совсем глупые: «И только фотография осталась. Смотри, люби, надейся, хочешь – злись». Дикая мура! Ну, под Асадова. Теперь я тоже пишу, но в стиле Ксении Некрасовой. Наивные, как мои картины. Я Ксению Некрасову очень люблю. Особенно – «Озеро с отбитыми краями…»

- Она, на мой взгляд, недооцененный гений русского верлибра.

- А что у нас дооценено? Само понятие искусства в нашей стране (да и во всем мире) недооценено. Это все впереди, если человечество прозреет. А искусство – это единственный «вечный двигатель». Даже сверхвечный, который энергию накапливает – черпай-черпай и не вычерпаешь... Я записываю все случаи, когда искусство исцеляет.

- Расскажите хоть два-три случая.

- Ой, множество! Мой друг работает учителем в школе для раковых больных. Он ходит к этим детям-школьникам домой. Вот он увидел девочку, которой врачи оставили три месяца на жизнь. Ну что там учить по программе? Он дал ей Ремарка, потом Хемингуэя, потом даже давал мои хокку.

- Прочтите, какие у вас хокку, Нина.

- Шуточные. «Как разделить три яйца / На шесть человек? /А, испеку им блины». Короче говоря, он вылечил эту девочку. Она сейчас – в Педучилище.

Перейти на страницу:

Похожие книги