— Так вот в чем дело, — сказала она. — Вот почему ты весь вечер боялся остаться со мной наедине. Только потому, что ты знал больше, чем я, и не хотел, чтобы я догадалась. Может, ты даже подозревал меня?..
— Ты сама, Люси, должна опротестовать итог этих выборов.
— Почему?
— Из принципа: так будут соблюдены правила игры, а новые выборы решат окончательно, кто будет представителем студентов.
— А если я этого не сделаю, Виктор? Если я оставлю все, как есть, именно потому, что мы знаем Китсоса? Его добродушную наивность, его уступчивость — все, что привлекает к нему симпатии людей, но нам пользы не принесет? Неужели ты считаешь, что, избрав Китсоса, мы отдадим наше дело в надежные руки?
— Нет, не считаю, и все же я за то, чтобы мы соблюдали принцип.
— Даже если тогда все останется по-старому?
— Да.
— Даже в том случае, если выборы практически останутся безрезультатными?
— Даже в этом случае.
— Значит, для спасения принципов надо отказаться от целого ряда улучшений, о которых я уже позаботилась и могу твердо их гарантировать?
— Да, Люси, потому что мы не можем жертвовать правилами ради выгоды.
— Где это сказано? Ты не думаешь, Виктор, что, раз принцип забирает себе такую власть, от него надо время от времени отказываться, хотя бы для того, чтобы он так слепо нами не командовал?
— Ты забываешь, Люси: принцип — это уговор, который мы должны неукоснительно соблюдать, чтобы каждый мог отстаивать свои права.
— Хорошо, — сказала Люси, — тогда сделай это, позаботься о том, чтобы уговор был соблюден и мы еще раз выдвинули своим представителем слабодушного человека.
— А ты этого не сделаешь?
— Нет, — ответила Люси, — я этого не сделаю, я не могу в данном случае поступить вопреки своим убеждениям.
— Даже теперь, узнав, что тебя избрали по ошибке?
— Только нарушая этот принцип, — решительно заявила Люси, — только время от времени его нарушая, мы сможем что-либо изменить. Я знаю одно, Виктор: студенты выбрали меня своим представителем, и я постараюсь добиться всего, чего они от меня ждут. Большинство тоже не всегда право, и бывает так, что мы способны ему помочь, лишь перестав с ним считаться. Этого ты, наверно, от меня не ожидал?
— Нет, Люси, признаться, не ожидал.
Виктор взглянул на свой палец, согнул его так, как будто нажимал на спусковой крючок, и взял с кухонного стола наполовину очищенный апельсин.
— Оставь, — сказала Люси, — я тебе его очищу.
Дом задрожал: на одеревеневших ногах вниз по лестнице с грохотом повалили грузные созданья. Не люди, а мебель, подумала Люси, так, наверно, уходили бы из дома бросившие службу столы, шкафы, стулья. Но эти не уходили, они только спустились вниз; дверь в кухню вдруг отворилась, и гном, волочивший за собой шнур, поднял с полу вилку и стал оглядывать стены в поисках розетки.
— Зарядиться, зарядиться, — сказал он. — Нам пора зарядиться — батарейки сели.
Следом за ним в кухню ввалились остальные, они щелкали зубами, угловатыми движениями словно заталкивали себе что-то в рот, хныкали, делая вид, что падают с ног от истощения.
— По-моему, им требуется горючее, — сказала Люси.
— Идите сюда, — позвал Виктор и подвел голодную толпу фантастических существ к столу, где лежали хлеб, сыр, копченая колбаса и маслины. Виктор следил не только за тем, чтобы каждому досталось всего понемногу, но и за тем, чтобы они ели, как им положено по роли, — то есть механически, без всякого удовольствия, даже с отвращением. Похоже, что им надо зарядиться. Люси налила всем вина — спокойно, деловито, словно заливала горючее в моторы; однако при всей безрадостности этой трапезы гости как будто постепенно оживились. Еще несколько человек собрались уходить, на этот раз Люси тоже вышла с ними на улицу, безропотно стерпела объятья чудовищ, выслушала их заверения, что в реторте, оказывается, может быть очень весело, после чего тени, пошатываясь, удалились.
Виктор молча направился в дом, словно не замечая Люси, а главное, словно забыв, о чем они условились на сегодняшний вечер. Когда она заговорила с ним первая, он обернулся к ней с обычной своей отталкивающей корректностью, с той неприятной натянутостью, которой всегда пытался замаскировать свои чувства.
— Что теперь? — спросила Люси. — Скоро все уйдут.
Он высоко поднял плечи — жест, означавший: решай сама.
— Ситуация тебе ясна, поступай, как считаешь нужным.
— Странно, у меня мороз по коже, — заметила Люси, — будто кто-то режет ножом по стеклу. А у тебя?
— Не пойму, о чем ты говоришь, — ответил Виктор.
— Когда все остальные соберутся уходить, я попрошу Китсоса, чтобы он захватил меня с собой, нам по пути.
— Он тебя, конечно, доставит домой в целости и сохранности.
— Значит, ты предпочел бы, чтоб я ушла?
— Неудобно надолго бросать гостей, — отговорился Виктор, — кроме того…