Живой пример

Ревматические боли мучают меня здесь гораздо меньше, чем я опасался; так уже бывало со мной во время прежних моих поездок; очевидно, привезенные из дома болезни тоже должны сперва привыкнуть к новой обстановке, раньше чем взяться за нас с прежней яростью. Тем не менее я постоянно пользуюсь кошачьими шкурками. Над „Алфавитом“ я, к сожалению, работал меньше, чем собирался, из-за неожиданно возникших трудностей с нашей хрестоматией. Полагаю, ты догадаешься, по чьей вине в основном создались эти трудности; вот я пишу тебе это письмо, видя перед собой Альстер в зимнем уборе — за окном идет снег, но он еще не ложится, — а мой всеведущий молодой коллега сидит у себя в комнате и слушает музыку. Мы с коллегой Зюссфельд давно бы пришли к единому мнению и, конечно, работали бы уже над следующим разделом, если бы оп, по своему обыкновению, не подвергал все уничтожающей критике и тем самым не сводил на нет. Этот коллега Хеллер принципиально берет под сомнение все, что существовало до его появления на свет. Слишком молодой, чтобы все знать, но уже достаточно старый, чтобы во многом усомниться, он считает своим долгом объяснять нам, что всякий пример есть не что иное, как сверкающее пугало, вредный авторитет, препятствующий свободному саморазвитию личности. Можешь себе представить, чего стоит найти общий язык с таким человеком. Не мое дело, как он одевается, но его манера держать себя, манера говорить делали неизбежной стычку между нами. Он ведь всерьез считает, что молодость сама по себе уже аргумент. Так или иначе, но я заставил его передо мной извиниться. Мне страшно даже подумать, сколько времени должно занять составление всей хрестоматии, если разработка одного — единственного раздела требует стольких усилий! (Я знаю, что ты хочешь сказать, но будь спокойна: если так пойдет и дальше, я выйду из игры.)

Вещи, оставшиеся после Харальда, я забрал, они теперь лежат у меня. Пока я еще не имел возможности их просмотреть, это нам с тобой надо будет сделать вместе, когда я вернусь домой. Я здесь разыскал нескольких человек, знавших Харальда или даже друживших с ним: его университетскую подругу, потом одного певца, — все какие-то чудаки, в Люнебурге таких и не встретишь. Я немало узнал из бесед с ними, но все же недостаточно, чтобы понять, что же в действительности случилось. Даже Герд Брюгман, с которым я недавно виделся, не смог мне ничего объяснить (это мой бывший ученик одного из более ранних выпусков, ты его, наверно, уже не помнишь), но, как я подозреваю, он мог бы сообщить нам нечто важное, хотя и отнюдь не радостное. Ты должна знать: благодаря семейству Майстер я случайно узнал, что между Харальдом и Гердом Брюгманом вышла ссора, для нашего мальчика она кончилась скверно — он был вынужден обратиться к врачу, а нам об этом и словом не обмолвился. Надеясь получить более точные сведения, я и стал разыскивать своего бывшего ученика, это оказалось совсем нелегко: он работает монтажником в крупной фирме, ставящей строительные леса.

Они как раз ставили леса у здания одной частной клиники — все как на подбор коренастые, слаженно работающие парни в комбинезонах и вязаных шапочках; на мои расспросы они, будто сговорившись, отвечали только словами: „Отойдите! Осторожно! С дороги!“ Куда бы я ни сунулся, везде я оказывался у них под ногами: пока они тащили свои стойки и прогоны, мне приходилось перебегать с места на место и сгибаться в три погибели, чтобы меня не зашибли. Герд Брюгман клал щиты между уже поставленными и смонтированными стойками, я его узнал и несколько раз окликнул снизу, но он даже не повернулся в мою сторону, тогда я просто-напросто вскарабкался к нему наверх и сказал: „Герд, перед тобой твой старый учитель!“ Тебе надо было видеть, дорогая Мария, каким взглядом смерил меня этот парень, — мы были приблизительно на высоте второго этажа. Какая озлобленность! Она-то и сделала его таким необщительным. Он стукнул „отбойным“ молотком — так называют они свой инструмент — по щиту, ухватился за верхнюю перекладину и, так сказать, укрепился намертво, словно хотел застраховать себя от какой-нибудь отчаянной выходки. Я забыл, что он страдает дефектом речи, и не знал, что после того, как он ушел из школы, ему стало еще труднее выговаривать слова и произносить целые фразы. Особого труда стоит ему каждый раз начать говорить, но об этом, да и о многом другом, я расскажу тебе, когда приеду домой.