Живой пример

Перед глазами — снова то тяжелое время, две женщины, такие непохожие, вынуждены жить вместе, в холодных комнатах, довольствуясь всевозможными эрзацами. Люси Беербаум возвращается с лекций без сил — видели бы вы, какая она приходила домой, — красивые руки одеревенели, ног под собою но чует от холода, да еще ноют плечи. Вот обе женщины сидят в рассветных сумерках, а может быть, в рано наступающей темноте, согреваясь горячим питьем; чтобы поднести ко рту стакан, надо каждый раз греть об него немеющие пальцы. Они говорят о своих домашних делах. Не сразу, но после второго глотка Люси Беербаум пытается по вкусу определить, что это за напиток, обжигающий внутренности. Красное вино? Господи, Иоганна, где ты опять достала красное вино? В такое-то время, надеюсь, ты не?.. Ты должна мне сказать, откуда все это берется-то яйца, то масло сверх положенной нормы. Но Иоганна просит, чтобы ей оставили ее маленькую скромную тайну, не в последнюю очередь и потому, что излишние вопросы отравляют удовольствие. Иоганна прислушивается в темноте — им приходится экономить электричество, — как сказывается действие ее напитка, радуется возрастающей словоохотливости своей хозяйки, сейчас она принесет второй стакан, по Люси Беербаум хочет еще поработать.

— Можете вы себе представить, что на весь ее профессорский оклад мы могли купить ровно три фунта сливочного масла?

И на этот раз, как всегда, решает Иоганна, что хороню и полезно и что может подкрепить ослабевшую женщину — Какое нетерпение и радость охватывают Иоганну всякий раз, когда ей удается поставить на стол что-нибудь особенно хорошее, неожиданную добычу — сыр, яйца, вино; речь ее вдруг становится грубоватой и покровительственно-властной; никаких вопросов, госпожа профессор, теперь надо уписывать за обе щеки, чтобы набраться сил.

Люси замечает, что дефицитные и не объявленные в магазинах продукты Иоганна приносит главным образом к концу своего выходного дня; уходя утром, она берет с собой корзину, а возвращаясь, старается проскользнуть в дом незамеченной. Когда приходят гости, — а они приходят нередко, большей частью студенты, но и коллеги с женами, — Иоганна настаивает, чтобы каждый приносил еду с собой; если что остается, она приберегает это на кухне и перед сном приносит Люси на ужин.

— Понимаете, кто-то должен был за ней смотреть, сама она при ее неприхотливости понятия не имела о том, что нужно человеку для жизни. Она была способна раздать и раздарить все, что мне с таким трудом удавалось добыть.

Иоганна вынуждена сделать Люси выговор и внушить, что та должна всецело доверить хозяйство ей, Иоганне, иначе она сядет на мель. И чем больше самостоятельности предоставляет ей Люси Беербаум, чем решительнее берет она в свои руки командование домом, тем благополучнее — при всей скромности — становится их материальное положение. Но Люси Беербаум это не устраивает, она продолжает задавать вопросы и озабоченно допрашивать Иоганну, как только та ставит на стол что-нибудь, не предусмотренное продовольственными карточками.

— Теперь-то я понимаю, что ее мучила совесть. Она без конца спрашивала, справедливо ли в такое время, время всеобщей нужды, что-то урывать для себя тайком.

И то, что произошло потом, было, пожалуй, неизбежно: однажды утром — на улице валит снег — Люси Беербаум выходит из дому следом за Иоганной, и хотя шпик из нее плохой по причине ее близорукости, она той же дорогой идет к трамвайной остановке, в ожидании разглядывает жалкую витрину писчебумажного магазина, в последнюю минуту вскакивает в трамвай и пристраивается на одном из задних сидений, стараясь быть как можно незаметней. Ей приходится сидеть возле задней площадки, чтобы сразу выйти следом за Иоганной, когда та сойдет с передней; все было бы легче, если бы не приходилось поминутно протирать запотевшие очки. Вокзал Дамтор; здесь в этом стремительном потоке пешеходов легко затеряться. Сквозь разбитые окна мимо раскачивающейся лампы летит снег и падает на рельсы.

— Только ее сильной тревогой и озабоченностью я могу объяснить, что ей удалось в тот день так незаметно следовать за мной. Я ее действительно не видела, да в конце концов ведь мало кому придет в голову, что за ним следят.

Обе женщины садятся в одну и ту же электричку, хотя и в разные вагоны; Люси Беербаум выскакивает на каждой станции и оглядывает перрон, а при первом свистке кондуктора входит обратно. Но на одной станции она вдруг видит Иоганну, шагающую мимо ее вагона, она едва успевает выскочить и читает название станции: Бармбек.

Глядя, как они идут, никто бы не подумал, что одна из этих женщин преследует другую; несмотря на то что расстояние между ними не возрастает и не сокращается и одна упорно идет за другой сквозь метель, к тому же по довольно-таки пустынным улицам, при виде их скорее можно предположить, что обе случайно идут в больницу одной дорогой.