Живодер

— Крепкие. И от рождения агрессивные. Держу пари, что можно выпустить целую армию таких в башню любого кабала, и они превратят ее в развалины за несколько дней. — Гексахир помолчал, разглядывая изображение. А затем рассмеялся, довольный: — Пожалуй, так и сделаю. Может, Пешигу. Или Салару. Посмотрим, как он справится с врагом, которого не то что ударить, а даже увидеть нельзя.

Он ловко выдернул одного из крохотных воинов с поля боя и бросил в банку для образцов. Закрыл крышку и поднял сосуд. Крошечная фигурка забарабанила по стенке.

— Посмотри-ка на него. Упрямый маленький манекенчик.

— Мы созданы бороться до конца, — сказал Олеандр.

Гексахир взглянул на него:

— Мало кто умеет давать пояснения лучше, чем ты. Твои нервные окончания, должно быть, уже превратились в пепел, а ты все волочишься вперед. Достойно восхищения, и в то же время жалости.

Гемункул поставил банку и взял другую. Одного за другим он собрал уцелевших воинов. Позже он превратит их в кашу, просеет и вырастит заново. Потребуется много поколений, чтобы рафинировать их до пригодного состояния. Он присмотрелся к последнему, глядя, как тот разбивает крохотные кулачки в кровь о стенку банки.

— Они напоминают тератов, — сказал Олеандр.

— Кого? — Гексахир поставил банку на место.

— Это старое терранское слово. Означает «чудовище» или «что-то чудесное». — Олеандр поднял глаза. — Так назывались плоды первых опытов Фабия по манипуляциям с генами. Чокнутые зверюги. Психически и физически нестабильные. Большинство не пережило первой же битвы.

Гексахир фыркнул:

— Занятная байка. Какое она имеет отношение к тебе?

— Иногда мне кажется, что он всегда создавал лишь чудовищ, — ответил Олеандр. — Несмотря на все свои разговоры о новом человечестве, кажется, что создавать он способен только прямо противоположное. Куда бы Фабий ни шел, он оставляет после себя одних монстров.

Гексахир хохотнул:

— Как по-философски. А себя ты в это определение включаешь? Все-таки ведь он и тебя создал.

— Я давно смирился со своей чудовищностью. — Олеандр потеребил края шлема. В последнее время он делал это гораздо чаще. Гексахир решил, что у него, наверное, воспалились контактные узлы. — И что теперь? Мы вернулись в Комморру уже несколько недель назад.

— И вполне можем подождать еще несколько. Меня просили проявить терпение, и я его проявляю.

— Да, но, по-моему, в пассивности тебя не обвинишь.

Гексахир запнулся:

— Это что, подколка?

— Наблюдение. — Олеандр по-прежнему возился со своим шлемом. По жилистым ложбинам его шеи покатились капли крови.

Гексахир нахмурился. Потом вынул болевой жезл и показал Олеандру:

— Кажется, я предупреждал не трогать шлем. Или ты забыл?

— Нет. — Олеандр остановился и взглянул на Гексахира пустыми и голодными глазами. — Ходящая-по-покрову использует тебя.

— А я использую ее. У нас взаимовыгодные отношения, как я уже говорил.

— Разве? Мне кажется, что ты для нее важен не более, чем Пешиг и остальные важны для тебя. — Олеандр хрипло рассмеялся. — Фабий по-прежнему жив. А ты прячешься здесь, дуешься в своей башне из гниющего мяса, потому что твои наймиты повернулись против тебя.

Гексахир опешил от возмущения. Но вместо того, чтобы пропустить через Олеандра разряд боли, спрятал жезл.

— Вот интересно… ты пытаешься взбесить меня, чтобы я тебя убил или чтобы вернулся к охоте?

Олеандр не ответил.

Гексахир фыркнул и ушел в другой конец комнаты, туда, где стояли клонировальные чаны. Внутри каждого плавала едва сформированная копия Фабия, добытая из ограбленного схрона. Большинство клонов были мертвы или нежизнеспособны как-то иначе. Но один или два еще функционировали на базовом нейронном уровне. Гексахир стер конденсат с одного резервуара и всмотрелся в лицо за стеклом.

— Зачем он арлекинам?

— Не знаю.

— Думаю, ты лжешь. — Гексахир повернулся.

— Не лгу. Я действительно не знаю.

— Но, подозреваю, у тебя есть предположения.

Олеандр помолчал:

— Думаю, они нуждаются в нем.

— И зачем же им понадобилось такое создание?

— Видимо, он собирается что-то сделать. Сыграть роль в какой-то их грядущей драме. Какова бы ни была причина, они очень постарались, чтобы удержать его на выбранном ими пути. И в этом они не одиноки.

— Наш Фабий всегда так популярен. — Гексахир постучал по стеклу. — Я-то надеялся, что смогу синтезировать что-то полезное из этих полутварей, но в них чего-то не хватает. Какой-то детали, которую нельзя воспроизвести. — Он глянул на Олеандра. — А знаешь, этот его недуг не совсем биологический. Болезнь не только телесная, но и духовная. Слияние реального и гипотетического.

— Какой-то демон, — предположил Олеандр.

— В некотором смысле. Но если и так, то примитивный. Диомона как-то предположила, что Фабий — всего лишь ходячий кокон для своей болезни. Что на самом деле это вовсе не болезнь, а скорее зародыш гиперпространственного организма. Она думает, что в конце концов Фабий лопнет, а из его склизкого нутра выйдет нечто новое и ужасное. Возможно, бог во плоти.

— Патер Мутатис, — буркнул Олеандр.

— Да. Так они его называют? Вера — любопытная штука.