Как и всегда, все остались при своих, спор не перетянул ни одну сторону ближе к другой. Однако это был спор интеллигентный, а потому в пылу словесного безумства можно было еще различить идеи и более того одну из них в последствии принял Ник. Удивительно, почему не Лев, но видимо тот просто обиделся, что тема Каббалы была поднята практически зря. Так или иначе, на следующий же день я услышал свое имя или просто некий зов тысячу с лишним раз. «Эй гарсон!» или « ну-ка сюда», «Гуль». Да, забыл представиться, меня зовут Гуль. Я не знаю, кто дал мне это имя и вообще я из тех ребят, что в шесть лет впервые узнают о том, что они каким-то образом появились на свет. После я прибился к алхимику и вот теперь веду рассказ о том, как мы лепим глиняное существо. Болван из глины должен однажды очнуться по идее майстера. Для этой цели мы прибегли к различного рода фокусам, доподлинно откуда взявшихся мне не известно. Намешанного было много, а еще в конце должна была прозвучать заветная фраза. Эту фразу майстер берег так, что мы не раз могли бы проверить, что у нас вышло в ходе эксперимента, но все сходилось на том, что учитель уверял, говорить надо тогда когда все будет сделано. Меж тем мы раз двадцать заканчивали дело и все ни как. «По меньшей мере, не хватает одного реактива. Кровь» – вот что сказал майстер, и вот что повергло меня в шок. Уже при этих словах я побледнел настолько, будто кровь моя испугалась и улетучилась из меня в ужасе. Ради этой цели в наш дом за отдельную плату поступило пара десятков доноров – мальчуганов с улиц. Несколько из них так и блуждали из угла в угол уже после всей церемонии. Глина в пропорции три к одному была смешена с кровью и вылепленный человек был весьма ужасен своей наружностью и все же походил на человеческое существо. Казалось бы все, можно запускать отточенный механизм, можно произнести сакральное «vita erit», но даже теперь учитель сомневался. Долго не заходил к нам пламенный Ник, но едва он появился на пороге, майстер попросил у него совета. Тот счел это жестом примирения и сказал то, что породило новую ссору – «для жизни нужен огонь». Прения на сей раз длились не долго, Ник ушел. Уж на следующий день майстер вдруг признал, что коллега был прав. Однако и его правоту он не счел принимать буквально, он выразился в том ключе, что кровь непременно должен гонять механизм типа мех, что раздувают огонь, и притом настолько живой, чтобы и вся душа его хранилась в этом месте. Момент озарения, не иначе и таким я его видел последний раз – маниакально воодушевленным.
Сердце и душа, вот что нужно для жизни, вот они мехи. Вот только чьи? Представьте себе ведь это, в самом деле, сердце нужно отнять, что уж проку, что вместе с душой или раздельно. Вопрос только чье? Ведь это жертва. Самая настоящая людская. И от того не менее глупая, так я понял уже гораздо позже. То есть, чтобы создать жизнь из глины или чего бы там ни было, все равно нужна жизнь человеческая. Отнять ногу, чтобы приделать протез, зачем? Мне уже тогда стало жаль эту жертву, хоть я и не знал, чьей участью это будет.
Я не могу вспомнить, куда подевались мальчишки, а между тем меня это тогда очень волновало. От чего даже сам теперь не знаю. Услышал ли кто из них фразу и что произошло? Для верности фраза была записана на бумажке, хоть не знаю в точности ли эта та фраза. Бумажку отправили в рот глиняному болвану и … в тот день глаза учителя потухли так, что едва ли была надежда увидеть их огонь снова. Болван не очнулся. На пороге позже обычного появился Ник. Майстер не стал пускать его, мотивируя это неотложным делом. Помнится, так он потом говорил. Наступила ночь, луна скрылась за облако, и остался только один ее рог, что торчал до рассвета. Глиняное изваяние провело эту ночь в шкафу алхимика и казалось, простоит там, пока не превратится в пыль. От чего-то, мне одному так не казалось, я почему-то уже тогда чувствовал его живым.
Что-то живое, именно, оно, он! Живой, живой! Не знаю, чьи это были слова, мои ли или учителя, но только на следующий день как гром среди ясного неба обрушилась эта новость на нашу коморку. Майстер бегал вокруг глиняного человечка и чуть не плясал, пытаясь взаимодействовать. Тот правда ничего особенного предложить учителю не мог и только ходил, поднимал руки, показывая что живой. Достаточно было и этого, чтобы осчастливить его создателя. Оставшееся время до двенадцати майстер не мог усидеть в ожидании коллеги. Ника все не было. Тогда ваятель сам направился к нему домой, чтобы позвать к себе и показать фокус.