Читаем Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно полностью

И еще одно: разве следует говорить лишь о том, что имеет отношение к непосредственному будущему, к реальной пользе, которую могут извлечь из наших слов слушатели? Рассуждая об этом предмете, духовный наставник падре Алонсо Родригес47 в главе XVIII трактата I части III своего произведения «Путь к обретению совершенства и христианских добродетелей» говорит нам, что «наши заслуги и совершенство нашего творения не зависят от того, извлекут ли из этого прок другие; скорее можно прибавить вот что нам в утешение, а вернее сказать, в утешение нашей безутешности: наши заслуги, и наша награда, и выигрыш не в том, чтобы обратить других на путь истинный и собрать множество плодов; но в некотором смысле можно сказать, что мы больше содеем и больше будет наша заслуга не тогда, когда плоды на виду, а тогда, когда их нет и в помине».

И разве речь Дон Кихота, обращенная к козопасам, уступает в героизме и бесполезности той, которую близ Санта–Крус и в доме у индеанки Капильяны держал перед индейцами Франсиско Писарро48 и в которой излагал он основы христианского вероучения и толковал о могуществе короля Кастилии? Чего‑то он все‑таки достиг, ибо индейцы, чтобы доставить ему удовольствие, трижды вознесли над головами испанский стяг. Разглагольствования Писарро оказались не совсем бесполезны; и не совсем бесполезны были разглагольствования Дон Кихота.

Сервантес, лукавец, и впрямь называет речь нашего Рыцаря разглагольствованиями без нужды, но притом добавляет: пастухи слушали его «в недоумении и растерянности». Тут‑то и проясняется истинный смысл этого эпизода: ведь если своими разглагольствованиями Дон Кихот поверг козопасов в недоумение и растерянность, стало быть, речь его не была совсем уж бесполезна. И тому есть доказательство: пастухи решили потешить и повеселить нашего Рыцаря пением одного влюбленного подпаска. Подобно тому как плоть порождает плоть, слово порождает слово, а дух порождает дух, риторика Дон Кихота породила, в свой черед, пение романса под звуки пастушеского рабе- ля.49 Таким образом, слово Дон Кихота оказалось небесполезно; да чистое слово и не бывает бесполезно. Если и не понимает его народ, то хотя бы ощущает потребность понять и, послушав, заводит песни.

А что делал Санчо, покуда Дон Кихот, вдохновленный созерцанием желудей, потчевал козопасов своей речью? «Санчо (…) молчал, грызя желуди и частенько навещая второй бурдюк, который, чтобы вино было холоднее, подвешен был к дубу». Сам же небось думал про себя: так бы каждый день!

Что думал Санчо о речи своего господина, не знаю, зато знаю отлично, что могут думать о ней наши нынешние Санчо. Каковые ищут прежде всего то, что именуют «конкретными решениями», и как только начинают кого‑то слушать, прислушиваются, а не предложат ли им средства для лечения недугов Родины либо каких‑то других недугов. Натренировали слух, внемля шарлатанам, из тех, что, взобравшись на повозку, продают на рыночной площади пузырьки с разными снадобьями; и стоит заговорить с ними, как сразу пытаются всучить вам снадобье в пузырьке. Привыкшие к их речам слушатели слушают себе, грызут желуди, а затем спрашивают себя: ладно, а конкретного что? Все, что касается золотого века, входит им в одно ухо и в другое выходит; им иное требуется — эликсир от зубной боли или от ревматизма, либо пятновыводитель, либо возрождающий настой, католический бальзам, антиклерикальное болеутоляющее, таможенный лейкопластырь либо пластырь нарывной гидравлический.50 Это они именуют конкретными решениями. По их суждению, человеческая речь лишь для того сотворена, чтобы просить что‑то или что‑то предлагать. И ничем их не проймешь, так чтобы почувствовали, какой силой озарения наделена внутренняя музыка духа. А ведь другую музыку, ту, что доносится извне, ту, что услаждает плотский слух, они и понимают, и ценят; собственно, это единственная услада, которую они себе позволяют. Если к ним обратиться с речью, то уж либо для того, чтобы ублажить им слух размеренными построениями, ритмизированными под барабанную дробь, либо для того, чтобы растолковать им какой‑нибудь рецепт для домашнего либо политического обихода.

«Конкретные решения»! О прагматичные прагматики Санчо, позитивные позитивисты Санчо, материальные материалисты Санчо!51 Когда расслышите вы беззвучную музыку духовных сфер?

Трудно говорить со всеми этими Санчо, рожденными и взращенными в местечках, где только и слышишь, что проповеди да сплетни кумушек, рассевшихся на припеке; но еще труднее говорить с бакалаврами. Лучшие слушатели — козопасы, они привыкли и приучились слышать голоса полей, гор и лесов. Все прочие, вот увидите, либо не поймут вас, либо перетолкуют ваши слова шиворот–навыворот, ибо не воспринимают их во внутреннем безмолвии и в девственном молчании, и как бы вы ни изощряли ваше красноречие в объяснениях, они‑то не станут изощрять свои умственные способности в понимании.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века