Жирдяй

Патти совсем расхотелось завтракать. Она потянула время за чашкой кофе, затем, в конце концов, нехотя вышла на послеполуденную улицу, яркую и нереально цветную, как в кино. Весь окружающий мир и все его обитатели, залитые солнцем, были раскрыты взору. Ясная, беспощадно чёткая картинка, где ничто не могло укрыться. Нет, только не здесь… Но существовали и другие миры, лежащие за гранью обычных человеческих представлений…

Она поёжилась от ощущения, словно по коже проползла гусеница. Эти мысли у неё в голове как будто были не её мысли. Патти села на скамейку на автобусной остановке, крепко обхватила себя руками, буквально-таки обняла. Она была уверена, что эти чужие мысли были отзвуками тех строчек, которые они с Шери прочитали накануне. Значит, надо выкинуть их из головы! Этот псих задел её за живое, его деньги не стоили того, чтобы читать его гнусную писанину, теперь она постарается всё забыть. Хватает ей своей депрессии и огорчения от неудавшегося выходного вместе с Шери, глупо ещё из-за этого письма расстраиваться.

Собравшись с силами, Патти поднялась на ноги. Бесцельно прошагала несколько кварталов, и, в конце концов, ясная погода и присущее Патти телесное здоровье выправили её настроение. Она воспряла духом, отмахав пару миль по жилым кварталам Голливуда и вдоволь налюбовавшись уютными видами недорогих домиков и разросшихся палисадников. В её голове вызрело чёткое решение.

Патти оказалась практически за городом. Её переполняло радостное чувство свободы, и вдруг она сказала себе, что у неё есть без малого четыреста долларов. Можно смело рвануть на автовокзал с парочкой наспех собранных чемоданов и купить билет до Сан-Диего или Санта-Барбары, на любой ближайший рейс. Одним махом упростить себе жизнь, избавиться от злосчастий, одолевавших её в последнее время…

Но потом всё та же неодолимая душевная леность заставила Патти переменить решение. Паковать чемоданы, тащиться куда-то на автобусе, снимать новое жильё, искать новую работу… чересчур много унылых забот. Чем дольше она думала о том, сколько придётся потратить сил на переезд, тем более привлекательными казались ей эти голливудские закоулки.

Ну, в самом деле, как она может отсюда уехать? После всех этих лет – сколько уже прошло? Четыре года? Пять? Она уже практически прижилась в Голливуде. Эти тенистые улочки с тротуарами, потрескавшимися от древесных корней, – Патти изучила их как свои пять пальцев. И всё равно здесь было интересно.

Патти свернула на тихую, зелёную улицу, где над дорожкой нависали ветви старых шинусов, и в воздухе разливался одуряющий аромат. Она прошла почти полквартала, пока не поняла, что другой конец улицы перекрыт из-за дорожных работ. Впрочем, в отдалении виднелась чёрно-жёлтая стрелка, указывающая на узкий проход. И Патти двинулась дальше. Но тут впереди, через пару домов, вдруг появился огромный мужик в комбинезоне, который тащил через лужайку немецкую овчарку. Возле обочины стоял новенький коричневый фургон.

Патти сразу опознала и мужика, и машину. Фургон был один из тех двух, что принадлежали Жирдяю, а мужик был одним из его постоянных звероловов. Упиравшуюся собаку он грубо волок на палке с проволочной петлёй. Остановился, заметив приближавшуюся Патти, и вперился угрюмым взглядом. Заплетённый диким виноградом коттедж был тёмен, закрыт наглухо, и, похоже, давно заброшен – как и другие дома на улице. Патти внезапно сообразила, что зверолов заметил псину случайно, а теперь, должно быть, решил, что хозяйка спешит на выручку. Подходя ближе, она улыбнулась и помотала головой.

– Это не моя собака. Я даже не здесь живу.

От эха собственных слов, раскатившегося по тихой улице, у Патти возникло щемящее чувство тревоги. Она была уверена, что зверолов нехорошо сощурился. Он возвышался над ней, большой и круглый, как дирижабль, а лицо его смахивало на физиономию Жирдяя, только не такое дружелюбное. У зверолова была чудовищно отёчная левая нога и необъятное пузо, что милосердно скрадывалось просторным комбинезоном. Зелёная бейсболка придавала ему законченный вид не вполне здорового тугодума.

Однако чем ближе подходила Патти, тем сильнее ей хотелось кинуться наутёк, такое пугающее впечатление производила эта грубо слепленная фигура. Зверолов неподвижно замер в нелепой позе – вполоборота, ссутулившись. Пленённая собака весила добрых сто пятьдесят фунтов, она изо всех сил рвалась прочь, но рука пленителя даже не шелохнулась, словно животное было привязано к дереву. Патти шагнула к самому краю дорожки, делая вид, что опасается собаки, чья беспомощность скорее заслуживала жалости. Ручища зверолова отрешённо опустилась, прижимая овчарку к земле. Шерсть собаки стояла дыбом, голова казалась необыкновенно распухшей, отчаянные попытки вырваться сделались судорожными. Зверолов, слегка придушив псину, неторопливо оглядел улицу из конца в конец, а затем преградил Патти дорогу, волоча овчарку за собой.