С лёгким усилием открываю деревянную дверь. Захожу в прихожую, что по совместительству служит гостиной. Снимаю обувь. Нахожу кровать и приземляюсь на неё с тихим вздохом облегчения. Рядом послышался стук табуретки — Каспар нашёл куда усадить своё седалище.
День выдался насыщенным, особенно его вторая половина. Нужно было немного времени чтобы обдумать произошедшее, сделать выводы и подготовить новую порцию планов.
«Ты не обманул» — Едва заметно скосил взгляд на Каспара, что сидел рядом на стуле.
Да, Каспар действительно не обманул.
Предводитель бродяг, — Граймс, — оказался личностью собранной, ответственной и адекватной. Что самое великолепное, людей он собрал себе под стать. К моему приходу у них уже была готова сводка по возможностям каждого человека, их предпочтения, интересы, требования и максимальные жертвы разного характера, на которые они были готовы пойти в обмен на протекцию.
Разговор получился продуктивным, хоть сначала и не задался — Граймс помимо всех своих хороших качеств был ещё и знатным параноиком. Тоже хорошая черта характера.
Его группа состояла из девяти женщин и всего пятерых мужчин, так что одно из главных требований Граймса заключалось в полном отсутствии сексуального насилия с моей стороны и со стороны моих людей. Разумеется, я его успокоил, показав уже во второй раз переписанный закон, по которому подобное насилие карается смертной казнью с предварительными пытками.
На этом моменте едва заладившийся разговор вновь стал напряжённый.
Причина заключалась именно в злосчастном списке законов, а точнее, в наказаниях. Предательство, воровство, злоупотребление полномочиями, насилие — кара была всегда одна — мучительные пытки, а затем не менее мучительная смерть.
Да, я усвоил урок, который мне преподали убитые рабы — в жестоком мире нужно быть ещё жёстче. Однако сложно удержаться на грани и не перейти черту, которая отделяет рациональную жёсткость от бессмысленной жестокости. Даже хорошо, что я исчерпал лимит изменения законов — теперь, нужно будет либо ждать целый год, либо тратиться, а на последнее я пока не готов, ибо жадность не дремлет!
К моей глубочайшей радости, ремесленники спокойно восприняли ужесточение правил и в качестве ещё более приятной неожиданности, они так же спокойно восприняли убийство паразитов, что отчаянно пытались маскироваться под людей.
Когда они услышали об этой новости, на многих лицах читалось облегчение и подобие улыбок. Такая реакция разлилась бальзамом по моей исстрадавшейся душе.
Отчасти благодаря отсутствию волнений среди моих оставшихся жителей, интеграция бродяг прошла легко и естественно. Они оказались неприхотливы и согласились жить по три человека в одном доме. На мои возражения, что места слишком мало и нужно сделать дополнительные расширения, они отмахнулись, аргументировав это тем, что им не впервой преодолевать бытовые тяготы нового мира, и такую мелочь, как тесные дома, они даже не заметят.
Однако было в них и кое-что пугающее — амбиции и неумолимая тяга к развитию. Всего в группе выделялись трое солдат и один человек, который каким-то образом смог получить профессию Рыбака, а оставшиеся десять бродяг были в виде бесполезного балласта... и, о чудо! Они это понимали! Понимали, но ничего изменить не могли, так как на убийство были не способны, — разве что в приступе паники, — а профессий Система им не давала.
Имея в группе всего четыре бойца, — включая самого себя, — Граймс не рискнул основывать базу и предпочёл найти готовое поселение и влиться в него. Он понимал, что это рискованный ход, что велик шанс оказаться в рабских ошейниках, но с доступными силами защитить своих людей он тоже не мог, так что счёл риск оправданным. Каково же было его удивление, когда он читал свод правил, связанный с разделением на касту воинов и ремесленников. По его словам, это были райские условия, на которые они даже не рассчитывали, а затем со смехом отметил, что пункт рабства бессмысленный, так как ни один идиот не захочет быть обузой всему поселению...
Я со смехом рассказал историю убийства паразитов. Он посмеялся, оценил шутку. Потом я показал ему братскую могилу, которую усердно копал Каспар на пару с унылым Азазелем. После этого Граймс больше не смеялся. В его глазах вновь стала проглядывать опаска и откровенная паранойя, — боялся, что людей я убил по другим причинам, — однако он не решился озвучивать свои страхи и лишь заверил, что его люди такой херни творить не будут, что они жаждут развиваться, хотят быть полезными.
В ответ Граймс получил мой скептический смешок, а в мыслях я его назвал наивным чудаком.
Великая Система... я ещё никогда так не ошибался...