Читаем Жили два друга полностью

Потом мы ложимся спать, а мама убавляет в лампе огонь и, сидя за ещё не убранным столом, подперев осунувшееся лицо руками, опять думает. Мы с Веркой точно знаем: думает она об отце. Она всегда о нем думает, когда мы ложимся спать, а большая горница погружается в полумрак, и только слышно, как за окнами повизгивает вотер да изредка потрескивает паст под ногами запоздалого путника.

Мы с Веркой никогда не видели своего отца и ничего о нем не знаем: где он и кто он. Только однажды летом, когда я бегал на ток помогать матери, я услыхал, как гренадерского телосложения тетка Маланья в сердцах сказала:

- Бедная Варюха! Своими бы руками этого ублюдка задушила. При живом-то отце двое сирот. Это на что же похоже!

А ещё позднее стал часто наведываться в нашу избу дядя Тихон, добрый вдовый мужик, бывший конармеец, ещё мальчишкой топтавший о буденновской армией донские и воронежские КОБЫЛЬНЫЭ степи. Он приносил нам замечательрые, пестро раскрашенные глиняные игрушки. То улыбчивую матрешку, то злую, уродливую бабу-ягу со скорченной физиономией, то тачанку с пулеметчиками, совсем такую, как у буденновцев. Мы с Веркой бросались ему навстречу, едва только дядя Тихон перешагивал порог горницы и, нерешительно остановившись, снимал с головы выцветший от дождей и солнца городской картуз с модным длинным козырьком. С картузом дядя Тихон никогда не расставался.

- Можно, Варя? - спрашивал он у матери и опускал голубые стеснительные глаза, будто ждал от неё слова о чем-то очень и очень важном, на что матери решиться было трудно.

- Можно, можно, - не дожидаясь материнского согласия, галдели мы.

- Вы думаете, я что? - повеселевшим голосом говорил дядя Тихон. - С пустыми руками пришел? А ну налетай - кто на левый, кто на правый карман, выхватывай петушков и чижиков. Они сегодня со свистом.

...Как-то в грозовую ночь, когда молнии резали небо и даже кот с мяуканьем скребся со двора в дверь. Николка проснулся и увидел в горнице две освещенные молнией фигуры: дядю Тихона и мать. Они сидели на разных табуретках и вели какую-то, видно, длинную беседу. Мать говорила сухим ровным голосом, а дядя Тихон горячился, отчего голос его вздрагивал и перескакивал с низких нот на высокие.

- Нельзя так, Варюха, - убеждал дядя Тихон, - пора бы уж этого вертопраха навек позабыть.

- Он им отец, Тихон, - громким шепотом возражала мать.

- Да какой же он им отец, если они в глаза его не видели! Да и муж тебе какой?! Ты первая баба иа селе, ударница лучшая. А он - кто? Кто, я тебя спрашиваю?

Кулацкий племянник, жалкий гармонист в клубе - два прихлопа, три притопа! Да и знать ведь тебя не хочет.

Эх, Варюха! Дорого ты поплатилась за эти черные брови.

- Не я одна, - горько вздохнула мать.

- Вот и пора бы об этом позабыть, - настаивал дядя Тихон. - Надо все сызнова начать. Я же к тебе посерьезному, не на баловство какое-нибудь зову. Или мне не веришь?

- Верю, Тиша, - сказала мать и поперхнулась каким-то незнакомым Николке сдавленным грудным смешком. - Ты же весь добрый и светлый. Совсем как большой ребенок. Только прости меня на неласковом слове:

не хочу я второй раз судьбу свою испытывать, не хочу.

- Это ты твердо? - глухо переспросил Тихон.

- Твердо, - решительно подтвердила мать. - И не падо больше меня пытать.

- Ну тогда прощевай. - Дядя Тихон поднялся с тяжелым вздохом и, натыкаясь на табуретки, шагнул в сени. Звякнуло опрокинутое ведро, лязгнула на двери щеколда. А мать, оставшись одна, вдруг горько л както безысходно заплакала. Николке захотелось её утешить, и он стал было спускать с кровати босые ноги, но вдруг подумал, что нельзя ему сейчас вмешиваться в этот не во всем понятный ему разговор, и удержался от первого порыва.

...Жаворонок с треньканьем взмыл над аэродромом и, набрав высоту, снова ринулся к земле. Парень в летном комбинезоне, приподнявшись на локтях, проводил его глазами... Вздохнул: "Все-таки любопытно, подошло бы такое начало для фильма про мою жизнь? А может, показалось бы скучным, неинтересным. - Он рассмеял, - ся. - А я бы тогда другое предложил. Детство в сторону, сразу быка за рога. И заголовок соответствующий.

Например, "Личная жизнь Николая Демина". А начать хотя бы с того, как я стал летчиком. Все-таки забавная была процедура".

Он тогда закончил восьмилетку и по настоянию матери, стремившейся удержать сына возле родного очага, решил поступить в сельхозтехникум. Все было уже отмерено и взвешено, но вдруг полетело в тартарары. Тот же самый Николкин однокашник по восьмилетке Петька Жуков остановил его как-то у калитки и таинственными знаками отозвал в сторону.

- Куда надумал? - спросил он без обиняков.

- В Вязьму, - гордо ответил Николка. - Говорят, там сельскохозяйственный техникум самый лучший.

Петька Жуков скроил презрительную гримасу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии