- Лучше бы он потерял вкус к роскошным покупкам. Через пару недель после того, как его уволили, этот тип идет и покупает себе на семьсот долларов лыжного снаряжения и отправляется в Уинтергрин на выходные. До этого он приобрел себе кожаную куртку за двести долларов и велосипед за четыреста. И вот Сьюзан работает в морге как не знаю кто, а потом приходит домой и ее ждут счета, оплатить которые с ее зарплатой просто фантастика.
- Я и понятия не имела, - сказала я. Неожиданно представив Сьюзан, сидевшую за рабочим столом, я почувствовала, как у меня сжалось сердце. Она традиционно изо дня в день проводила час обеденного перерыва у себя в офисе, иногда я заходила к ней поболтать. Я вспомнила ее обыкновенные кукурузные чипсы, наклейки на ее бутылочках с содовой. Мне казалось, она всегда ела и пила только то, что приносила из дома.
- Любовь Джейсона тратить деньги, - продолжал Марино, - и привела к тому, что вам сейчас из-за него приходится терпеть все это. Он льет на вас всякую грязь каждому встречному-поперечному, потому что вы доктор-юрист-босс, разъезжающий на "мерседесе" и живущий в большом доме в Уиндзор-Фармз. Я полагаю, этот придурок считает, что, если ему как-то удастся обвинить вас за то, что случилось с его женой, ему от этого станет легче, может, и компенсацию получит.
- Пусть трудится до посинения.
- Не сомневайтесь.
Подоспели наши диетические напитки, и я переменила тему разговора.
- Утром я встречаюсь с Дауни. Марино перевел взгляд на телевизор над стойкой бара.
- Люси займется АСИОП. И потом мне нужно будет что-то решать с Беном Стивенсом.
- Вам бы следовало от него отделаться.
- Вы представляете себе, насколько нелегко уволить государственного служащего?
- Говорят, проще уволить Иисуса Христа, - сказал Марино. - И все-таки нужно от него как-то избавляться.
- Вы с ним беседовали?
- Да, конечно. В его глазах вы высокомерная, тщеславная и странная. Работать с вами - тоска смертная.
- Он действительно сказал нечто подобное? - удивленно воскликнула я.
- Суть была такая.
- Надеюсь, кто-то занимается проверкой его финансов. Будет любопытно узнать, делал ли он в последнее время какие-нибудь крупные вклады. Сьюзан не могла оказаться в одиночестве.
- Я согласен с вами. Думаю, что Стивенсу многое известно, и он сейчас как сумасшедший заметает следы. Кстати, я наводил справки в банке Сьюзан. Один из кассиров помнит, как она вносила три с половиной тысячи долларов наличными. Двадцатки, пятидесятки и сотенные билеты, которые она принесла в своем кошельке.
- А что Стивенс говорил по поводу Сьюзан?
- Говорил, что довольно плохо знал ее, но у него было впечатление, что у вас с ней какой-то конфликт. Другими словами, он подтверждает то, о чем говорится в новостях.
Принесли нашу еду, но я смогла впихнуть в себя лишь маленький кусочек того, что было на блюде, настолько я была вне себя.
- А что Филдинг? - спросила я. - Он тоже считает, что со мной ужасно тяжело работать? Марино вновь отвел глаза.
- Он говорит, вы слишком много суетитесь, много дергаетесь, и он никак не может вас раскусить.
- Я брала его на работу не для того, чтобы он меня раскусывал, и по сравнению с ним я, разумеется, больше суечусь. Филдинг уже давно потерял интерес к судебной медицине. Он свою энергию тратит в спортзале.
- Док, - Марино посмотрел мне в глаза, - вы дергаетесь не только по сравнению с ним, и понять вас не может большинство людей. Вы не тот человек, у которого все чувства написаны на лице. Вы вообще можете сойти за бессердечного человека. В вас настолько трудно разобраться, что тем, кто вас не знает, кажется, что вас ничем не проймешь. Меня о вас спрашивают и полицейские, и адвокаты. Они хотят узнать, что вы из себя представляете, как вам удается то, чем вы занимаетесь ежедневно. Они представляют вас человеком, у которого ни с кем не может быть близких отношений.
- И что же вы им на это говорите? - поинтересовалась я.
- Ни черта.
- Вы закончили свой психоанализ, Марино?
Он закурил сигарету.
- Послушайте. Скажу вам кое-что такое, что может вам не понравиться. Вы всегда были этакой сдержанной деловой дамой - вы не спешили допускать к себе кого бы то ни было, но как только кто-нибудь удостаивался этой чести, то у этого человека появлялся Друг до гроба, и вы были готовы сделать для него все, что угодно. Но в последний год вы изменились. После гибели Марка вы словно отгородились бесчисленными стенами. Тем из нас, кто знал вас достаточно хорошо, показалось, словно температура в комнате вдруг упала с двадцати до двенадцати градусов. Думаю, вы даже не заметили, как это произошло.