Жестокий поцелуй (ЛП)

Он замолкает, но ему не нужно заканчивать предложение, чтобы я понял, что он собирался сказать. Сирша не любила тебя. И это правда. Она этого не делала, по крайней мере, не так, как я любил ее… Черт возьми, так, как я все еще люблю ее. Не так, как Лиам любит Ану. Она не была готова рисковать всем ради меня или оставить что-либо позади. Это была не та любовь, о которой я думал. Но все равно это был ад, пытаться преодолеть то, что, по всеобщему мнению, я должен был сделать.

— А как насчет женитьбы? — Настаивает Лиам. — Разве ты этого не хочешь? Жена, к которой можно вернуться домой, теплая постель, может быть, несколько детей, которые наполнят тот дом, который ты оставлял пустым все это время? Я знаю, Найл, это одиноко, жить так, как живешь ты. Я жил так однажды, до Анны. И моя жизнь теперь кажется намного более наполненной…

— Как я и сказал. — Я оборвал его, теперь мой тон стал немного резче. Я всецело за то, чтобы отвлечь внимание моего лучшего друга от состояния его жены, но это слишком уж задевает за живое. — Я не заинтересован в том, чтобы еще больше разбивать себе сердце или рисковать последствиями, когда ничего не получится, или она изменит или уйдет… — Я качаю головой. — Я женат на королях, и меня это устраивает. Моя работа позволяет мне быть достаточно занятым в эти дни, помогая Джейкобу убедиться, что вы с Коннором не поубиваете друг друга, когда вы не сходитесь во взглядах. — Я пытаюсь немного смягчить свой тон, придавая ему немного легкомыслия. И это правда. Ни один орден ирландских королей никогда не управлялся совместно за всю их историю. Учитывая историю отношений между двумя братьями, путь Лиама и Коннора вперед в этом деле после их соглашения руководить вместе был усеян трудными моментами. Они добились этого до сих пор, и я не сомневаюсь, что они продолжат во всем разбираться, но это было нелегко. Это зависит от меня, как от лучшего друга Лиама и силовика, и от Джейкоба, как от Коннора, помогать уладить дела.

— У меня никогда не было особого интереса к детям, — добавляю я прямо. — У меня и так дел по горло, чтобы вы двое вели себя прилично. Я буду совершенно счастлив быть дядей Найлом для этого ребенка и для любых других, которые будут у вас с Анной.

Лиам открывает рот, чтобы ответить, но его прерывают звуки шагов и голос Луки, доносящиеся с другого конца комнаты, когда он и его жена София входят, Лука держит на руках их маленького мальчика Джованни.

— Как она? — Спрашивает Лука, и Лиам бросает на меня взгляд, говорящий, что мы поговорим об этом позже, прежде чем встать, чтобы поприветствовать их обоих.

— Она отдыхает, — говорит он. — Надеюсь, доктор позвонит мне в любую минуту и скажет, что дела снова идут на лад.

— Я пойду с тобой, — решительно говорит София. Я вижу, как у Лиама дергаются губы, потому что он знает, что ему абсолютно ни за что не отвертеться от присутствия с ними лучшей подруги Аны.

Доктор выбирает этот момент, чтобы выйти, окидывая взглядом нашу маленькую группу.

— Миссис Макгрегор проснулась, — сообщает он Лиаму. — Она спрашивает о тебе, ребенок уже на подходе.

Лиам бросает на меня обеспокоенный взгляд, когда поворачивается, чтобы уйти, и я делаю все возможное, чтобы ободряюще улыбнуться ему.

— Беги, — говорю я ему, кивая в сторону коридора, где стоит доктор. — Ты будешь отличным отцом.

Лиам одаривает меня неуверенной улыбкой, которая внезапно напоминает мне о том времени, когда мы были намного моложе, когда один из нас подбивал другого на какой-нибудь безрассудный поступок. Затем он поворачивается, чтобы уйти, София следует за ним, оставляя нас с Лукой ждать.

Я уже точно знаю, что это будет долгая ночь.

3

ИЗАБЕЛЛА

Мой отец сидит за своим огромным длинным столом из красного дерева, когда я вхожу в его кабинет, моя мать подгоняет меня внутрь, закрывая за мной высокие резные двойные двери, оставаясь снаружи. Здесь только мой отец и я, и его лицо выглядит смертельно серьезным, что заставляет мои внутренности трепетать, когда я подхожу к нему.

Ребенком я любила, когда меня вызывали к нему в кабинет. Тогда все было намного невиннее, ставки в моей жизни были намного ниже. Мне нравился блестящий деревянный пол, толстые тканые ковры, гладкое дерево его письменного стола и кресла из дерева и кожи перед ним, которые в то время казались мне такими массивными. Книжные полки от пола до потолка, заставленные томами в кожаных переплетах, казались больше, чем любой человек смог бы прочесть за всю жизнь. Потрескивание камина успокаивало. Мне нравилось вдыхать аромат сигарного дыма моего отца, сидеть у него на коленях, играть с его усами и зачарованно наблюдать, как он наливает янтарную жидкость в хрустальный бокал, от которого на деревянной поверхности стола пляшут радуги. Он расспрашивал меня о том, как прошел мой день, и о моих уроках, и я охотно рассказывала ему. Его кабинет казался таинственным, важным, причудливым миром, и то, что меня впускали внутрь, было долгожданным удовольствием.