Я не могла думать. Я не могла дышать. Все, что я могла делать, — это чувствовать. Чувствовать, какой насквозь влажной была моя киска. Чувствовать жесткую, быструю стимуляцию, жужжащую у меня между ног. Дерьмо. Блядь. Что я должна сделать? Я знала, что если Гейвен когда-нибудь догонит меня, он разозлится, но я никогда не ожидала что он сделает это. Будет держать меня в плену в какой-нибудь комнате и пытать вот так. Я ожидала выдергивания ногтей, избиения или даже пытки водой.
Ненависть.
Боль.
Насилие.
В конце концов, он был убийцей. Но это? Сексуальные пытки? Этого даже не было на моем списке. И, о, это была гребаная пытка.
Гейвен стоял там и наблюдал, как я извиваюсь, безуспешно пытаясь вывернуться из-под давления игрушки. Мои губы приоткрылись, и я тяжело задышала от усилий, которые потребовались, чтобы не потерять свой вечно любящий разум. Как раз в тот момент, когда это чуть было не отправило меня за край, вибрации прекратились. Я судорожно вдохнула и свернулась калачиком. Я чувствовала, как мое тело покрывается потом, благодарная за некоторое облегчение и в то же время слегка разочарованная тем, что не достигла этого великолепного порога. Моя грудь содрогнулась, когда я втянула воздух с такой силой, что он проскрежетал в моем пересохшем горле. Мои груди трепетали от усилии, а мои соски превратились в затвердевшие точки.
— Ты не подвергалась воздействию этого препарата, — осторожно объяснил Гейвен, как будто он только что не заставил меня чуть не развалиться на части под его, казалось бы, безразличным взглядом всего лишь нажатием кнопки. — Переносимость и масса тела также принимаются во внимание. Кому-то нужно вдохнуть гораздо больше этого, чтобы оно подействовало — ты, однако, весьма восприимчива, дорогая. Ты подтянулась, стала немного меньше ростом с тех пор, как мы виделись в последний раз, — Я поднял глаза и впилась в него взглядом, но его глаза были не на моем лице. Они были на моем теле, и его губы были опущены — как будто он был недоволен словами, слетавшими с его губ. — Этот наркотик тебя совершенно убаюкивает — ну, то есть до тех пор, пока я его не уберу.
Подтянулась? Ха. Это было не совсем по моей воле. Я должна была быть в форме. Оставалось либо овладеть навыками, необходимыми для выживания, либо рискнуть быть найденным, схваченным и, возможно, убитым. Но, несмотря на его слова, я сейчас думала не об этом. Меня трясло. На самом деле я дрожу. Я чувствовала жар его взгляда под моей кожей. Это была проблема — большая проблема. Мне нужно было выбраться, убраться подальше.
Я считала, что Гейвен может когда-нибудь догнать меня. У меня были определенные планы. Однако теперь, чем усерднее я пыталась вспомнить, что я планировала сказать в этой ситуации, тем больше это ускользало от меня. Еще один стон вырвался из моей груди. Мне было так чертовски жарко, что, готова поклясться, языки пламени лизали мою кожу. Моя голова наклонилась вперед, и я изо всех сил старалась не опускать ее.
Если Гейвен планировал держать меня на наркотиках в течение длительного времени, то мне крышка. Рональд нуждался во мне. Мне все еще нужно было подумать о нем, но более чем это… пребывание рядом с Гейвеном в течение любого периода времени подвергло бы его опасности, особенно если то, что он сказал, было правдой, и он все еще был вовлечен в империю Прайсов. Я не сомневалась, что моя сестра разнюхает о моем местонахождении, и в ту секунду, когда она узнает, что я снова с ним, начнется сущий ад. Я не могла этого допустить. Я должна убедить его отпустить меня.
— Гейвен, — сказала я, моя грудь вздымалась и опускалась. Теперь мне было все равно, что я стояла перед ним голая, что он мог видеть твердые кончики моих сосков, округлости бедер или даже свидетельства моего возбуждения, который покрывает мою киску. — Гейвен, что бы ты ни думал получить от меня…
— Я точно знаю, что я собираюсь получить от тебя, Ангел, — сказал Гейвен, прерывая меня. Его ботинки тяжело застучали по полу, когда он подошел ближе, а затем наклонился. На этот раз, вместо того чтобы приподнять мой подбородок, его рука зарылась в мои волосы, сильно сжала и дернула, пока мне не пришлось выгнуть спину и выпятить грудь, чтобы не было больно. Он ухмыльнулся мне сверху вниз, его улыбка была кривой и злой — но даже за пределами этого гнева я знала правду. Ему было больно, и он наказывал меня. — Я собираюсь вернуть последние пять лет моего брака, — заявил он. — Все злые поступки, которые я запланировал для тебя, ты совершишь. Ты останешься в этом кресле и будешь принимать свое наказание до тех пор, пока не научишься поступать так, как я скажу, и когда ты это сделаешь, ты научишься продолжать служить мне до конца своей жизни. Будешь плохо себя вести, и ты сразу же вернешься сюда. В клетку. Никакой свободы что-либо делать — даже в туалет не будешь сама ходить. Это ясно?
— Ты не можешь, — выдохнула я.
— Я не могу что, любимая? — потребовал он.