Жестокий эксперимент

– Нет! – чуть ли не вскрикнул он. Малышка на секунду затихла и снова начала реветь. – Приезжай ко мне.

Нет, не хочу туда, где орущий ребенок, с которым я не представляю, что делать, и ведьма с тяжелым взглядом и давящим голосом.

– Давай ты ко мне. У меня тут точно не понатыкано камер, и твоя сестра-экспериментаторша не придет.

Он согласился и приехал через час.

Мы просто выпустили пар, высказали свои обиды. Он не желал начинать все с начала: снова ухаживать за мной и натыкаться на стену. Он пытался сохранить мне воспоминания о нас, вколол мне две дозы какого-то там препарата, но они не подействовали, я все равно не запомнила наш роман. И это было нашей проблемой, но мы ее утрясли. И снова переспали.

Он ушел в одиннадцатом часу, потому что надо было отпустить няню. Хотела ли я все и сразу: мужа и ребенка? Вот так – бах! – и свалилась эта семейка на голову. С мужем-врачом, дочкой-капризулей и черноглазой женщиной, от которой леденеют ладони и подкашиваются ноги.

Мы не виделись несколько дней. У меня было время подумать, пока Дима работал: выводил из сна других женщин и мужчин, выдавал заученные фразы про реабилитацию и все в этом духе. Он мне звонил, и в течение двух долгих недель мы много говорили по телефону.

Я спрашивала о его работе, но он отвечал неохотно. Он сам придумывает эксперименты? Сколько у него пациентов? Умирает ли кто-то во время опытов?

Все эти вопросы он оставил без ответа и попросил направить мое любопытство в другую сторону. Ему нельзя было рассказывать о своей деятельности из-за всяких договоров, соглашений и врачебной этики. Он говорил только, что старается смягчить пациентам пробуждение и переход к жизни в изменившемся мире.

Я записалась на курсы по дизайну интерьеров. Никуда ездить не требовалось, все уроки проходили онлайн. Следовало освоить несколько программ. Я хотела внести красок в серую обстановку, которая меня окружала. Деньги у меня почти кончились, но Дима обещал помочь.

Он был таким заботливым, что я сдалась!

Я согласилась переехать к нему, возиться с розовой зефиркой и даже стать его женой.

Мы подали заявление в ЗАГС в конце октября. Дима настаивал, что его сестричка обязательно должна прийти на празднование такого события. Я не желала ее видеть ни на этом празднике, ни на свадьбе. Мы чуть не поссорились, но эта остролицая мегера много значила для моего любимого, и я уступила. С ней и вправду надо было подружиться. Или хотя бы научиться не прятать глаза от ее черных магнитов, вызывавших дрожь во всем теле.

Я хотела позвать на праздник родителей, но их телефоны по-прежнему выдавали длинные гудки. Никто не отвечал. Они еще не вернулись из своего дебильного санатория. Я написала сообщение матери, но оно так и застряло в электронном пространстве между нами. Мать его не прочла. Это сообщение было сто пятидесятым. Я писала ей длинные послания, моля ответить хоть одним словом. Чего такого важного происходило в ее жизни, что нельзя было откликнуться на призыв своего ребенка? Многое в моем сознании перевернулось, и теперь мне хотелось поговорить с близким человеком. Несмотря на то, что мать всегда лезла в мою жизнь, никого ближе нее у меня не было.

Мы отмечали знаменательный день втроем: я, мой будущий муж и его двоюродная сестра. Девочка играла в конструктор на полу возле дивана. Она больше не была слишком розовой. Я купила ей желтую футболку и фиолетовые штанишки. Екатерине понравилась моя стряпня: она похвалила мясо по-французски и шарлотку.

Дима ушел в детскую укладывать малышку на дневной сон. Наверное, и сам заснул. Такое случалось: работа отнимала много сил. Тихо было в спальне, никакой возни оттуда не доносилось.

Екатерина вызвалась мыть посуду. Я вытирала.

Впервые мне удалось расслабиться в обществе этой черноглазый красотки и ощутить, что жизнь наладилась. Мы шутили и смеялись. Годы, отданные Институту, больше не представлялись мне как потеря. Я многое приобрела: мужа и дочку и стала частью важного эксперимента, который действительно дал значимый результат.

Ну вот. Я тоже стала цитировать энциклопедии, как мой любимый.

Кольнуло в груди, и голова закружилась. Накрыло такое мерзкое чувство, что сознание вот-вот меня покинет. Я выронила тарелку, и она неприятно звякнула, ударившись о столешницу.

Екатерина была похожа на мою тетку, старшую сестру матери. Черная копна волос, бледная кожа. Она умерла рано, ей и сорока не исполнилось. Мне было восемь, когда ее не стало.

Эта квартира очень походила на ту, в которой жила тетя Лиза. Только там была еще и детская. Здесь то место, где в теткиной квартире стояла дверь в третью комнату, закрывал встроенный шкаф. Никогда туда не заглядывала.