Жестокий эксперимент

Чувак, прости, я немного не в себе. До сих пор не верю, что у нас родился ребенок, а потом случился роман, который мы скрывали. Бред какой-то.

– В период действия контракта ваш мозг искажал реальность, трансформировал факты, и вы воспринимали информацию в наиболее интересном для вас свете.

А попроще можно? У меня были глюки?

Нет, док, это вряд ли. Такой бред даже моя больная фантазия не смогла бы выдать. Это ты с другими докторишками перемудрил во время идиотских опытов.

– Посмотрите внимательно на лампочку над входной дверью. Какого она цвета?

– Зеленого, – ответила я.

– Значит, ваш мозг воспринимает реальность такой, какая она есть. Мы можем начать мероприятия по выводу вас из трансформированного состояния.

Эй, я не медик, давай говорить на понятном мне языке!

– А что там про искаженную реальность? – уточнила я у умника. Он стоял рядом и что-то записывал в мою карту.

– Расскажите, что вы помните, – попросил он, не отрываясь от карты.

Начать с дурацкой истории про корабль? Или спросить про нашего ребенка?

– У нас с вами случился роман.

Наверное, я покраснела. Доктор поправил очки, но от моей карты не оторвался. Так было даже лучше. Если бы он взглянул на меня, то я бы не выдержала и раскричалась бы. Начала бы махать руками и убеждать, что ничего не помню, больше не хочу с ним иметь ничего общего. Любовь, если и была, то уже прошла. Прости-прощай. И все в таком духе. И попросила бы прислать ко мне другого врача. Какую-нибудь женщину. А то мало ли что.

– Вы не должны стесняться своих мыслей и образов. Просто расскажите, что помните.

Благо, я не помнила пикантных подробностей того, что между нами происходило: ни поцелуев, ни чего покрепче.

– И еще у нас родилась дочь.

Доктор поднял брови. Похоже, он был удивлен. Неужели предыдущее пробуждение мне приснилось? Дмитрий Игоревич все писал и писал что-то в мою карту. Надеюсь, не краткое содержание нашего разговора. Я не выдержу такого стыда!

Он, наконец, оторвался от карты и взглянул на меня. Я отвела взгляд. Сжала слабыми пальцами белый пододеяльник.

– Что еще вы помните?

– Достаточно и этого.

Не хотелось говорить. Я не знала, что правда, а что нет. Может, и это пробуждение мне только снилось.

– Вы были под действием препаратов семь лет. Это большой срок. Вы наверняка помните еще что-то. Мне важно знать. От этого будет зависеть, насколько успешно вы будете восстанавливаться. Пока я вам назначу витамины.

А что ты сделаешь, док? Почистишь мою память? Пускай я помню какой-то несвязный бред, но это лучше, чем ничего. Лучше, чем проснуться и осознать, что семи лет твоей жизни больше нет. Они ушли безвозвратно. Я хочу помнить хотя бы сны. Пусть и безумный, но это тоже опыт. Я чувствовала жар солнца на ненастоящей палубе и липкий холод, когда вся мокрая бежала под дождем через лес. Слышала звуки: сперва галдеж толпы, потом вой сирены. Ощущала запахи. Свежий морской бриз отрезала вонючая хлорка. Помнила кисловатый вкус коктейля, который пила на корабле. Я проснулась в точно такой же палате. Рядом был ты, док. И я помню все, что ты мне говорил.

Я пролежала, глядя в потолок и терзая себя за безответственный поступок, до самого ужина. Мне не стоило отдавать свое время. Следовало хотя бы прочесть контракт перед тем, как поставить туда свою подпись. Я доверилась улыбающейся девушке-администратору, которая рисовала слишком яркие картинки из моего будущего. Мне обещали просторную трешку в хорошем районе, счет на сумму, достаточную для начала самостоятельной жизни, и бесценный вклад в науку. На науку мне было плевать. Квартира и деньги, с помощью которых я смогла бы стать свободной, – вот, что мне было нужно. Тогда, семь лет назад. Не сейчас.

Сейчас я поняла, что поступила глупо. Следовало дать матери возможность достучаться до моего рассудка. Мы же вылили друг на друга по ведру помоев, и я совершила необдуманный поступок. Оказалась здесь, в этой белой холодной палате.

Мне принесли макароны с котлетой и сладкий чай. Было действительно вкусно.

Я походила вокруг своей кровати, поглядела в окно и высунулась в коридор. Никого. Белые стены, закрытые двери. Там было так же пусто, как и в моей душе.

Кто-то вдали негромко хлопнул дверью, и я вернулась в палату. Спустя минуту ко мне заглянул доктор.

А как же семья и все такое? Наш роман и общий ребенок остались в моих снах, так что же, док, ты не спешишь домой?

– Как вы себя чувствуете? – он прошел к столу, раскрыл небольшой тонкий ноутбук и принялся стучать по клавиатуре.

– Паршиво, как и утром.

Он на секунду оторвался от ноута и взглянул на меня.

– Выглядите вы лучше, чем утром.

Ну спасибо! Слишком уж он был вежливым. До тошноты.

– Вы что-нибудь вспомнили?

– Нет.

Я села на кровать. Он повернулся ко мне. Не было в его спрятанных за очками глазах участия, которого я так жаждала. Мне хотелось, чтобы кто-то посочувствовал мне и моей потере. Не напирал бы на дурные поступки и ошибки, а просто по-человечески сказал бы, что все образуется.

– Вы почистите мою память?

К чему юлить? Я хочу знать правду. Дмитрий Игоревич сидел на стуле между мной и ноутбуком.