Пару дней я провела в больнице. В той самой палате. У меня взяли кучу анализов и сообщили, что все в порядке. Чувствовала я себя неважно. Жаль, что нет таблеток для облегчения душевных страданий. Других пациентов я все же встретила. Они и вправду существовали и лежали в точно таких же палатах, как и я. Одной женщине, Марине из соседней палаты, оставалось провести в этом корпусе последнюю ночь. Ей было радостно осознавать, сколько полезного она сделала для других. В основном, конечно, для своей младшей дочери, из-за которой она тут оказалась. Малышке должны были оплатить серию дорогостоящих уколов, но как все прошло, хорошо ли себя чувствует девочка, Марина не знала. Ей, как и мне, не отдали телефон. Она просто слепо верила в чудеса, которые творила современная медицина, и прочий бред, которые несли доктора. Я пожелала ее дочери скорейшего выздоровления и больше с ней не общалась. Ни к чему мне было грузить себя тяжелыми историями других людей. Надеюсь, с Марининой дочкой и вправду все в порядке. Не хочу думать о плохом.
Я старалась держать себя в руках и не показывать своему врачу, что творилось в голове. Дмитрий Игоревич еще несколько раз меня допрашивал, опять выпытывал подробности про Екатерину и про то, что она мне говорила. Спроси у нее сам, док. Или она ни черта не помнит? Вряд ли можно забыть ситуацию, когда поздно вечером к тебе в дом приходит грязная беглянка и несет какой-то бессвязный бред.
Перед выпиской из больницы я спросила у доктора о своих родственниках. Я уже получила бумажку-направление и сидела на застеленной кровати в ожидании, что меня кто-то проводит в реабилитационный корпус. Не пойду же на улицу в дурацкой ночнушке. Я в ней похожа на воздушный шар.
– Вы оставляли контакты родителей, – ответил Дмитрий Игоревич. Он стоял ко мне боком, спрятав руки в карманы и глядя в окно. Сквозь вертикальные жалюзи было видно автостоянку. Ту самую, через которую я бежала вместе с Михаилом.
– Они мной интересовались?
– Нет.
Он повернулся ко мне и поправил очки. Не чувствовала я в нем души. Я была для него очередным рабочим днем. Это в моей жизни произошли изменения, не в его.
– С ними что-то случилось?
– Вам предстоит это узнать.
Слушай, док, выключи уже своего внутреннего робота! Просто дай мой телефон. Я позвоню им сама!
– Хочу забрать свой телефон.
– Еще не время.
Бездушный автомат! Даже люди в моем сне про корабль и побег из больницы были куда реальнее! Может, я все еще сплю?
Медсестра принесла одежду: джемпер, штаны и кеды безликого серого цвета. Ни узора, ни рисунка. Даже логотипа Института не приклеили. Трусы с носками были из каких-то скользких материалов. Медсестра терпеливо ждала, пока я напялю на себя все эти дрянные шмотки, и глядела в окно. А я старалась не проронить ни одного ругательства. Этот Институт тратил кучу денег на вознаграждение таким, как я, и закупал одежду в вонючем подвале. Нитки торчали отовсюду. Надеюсь, за несколько дней эти тряпки не разойдутся по швам. Носки точно не доживут до вечера. На новом месте ведь будет что-то на смену?
Я наконец оделась. Медсестра заулыбалась и проговорила, что я отлично выгляжу. Вранье! Эта дамочка в белом халатике просто запрограммирована выдавать шаблонные фразы в определенный момент.
Медсестра проводила меня в реабилитационный корпус. Это было серое унылое здание, такое же, как и все остальные корпуса. Единственное, что отличало это архитектурное недоразумение от других, – небольшой парк, разбитый на заднем дворе. За парком – забор, за забором – лес. Прямо-таки санаторий.
Корпус, куда меня привели, напоминал дешевую гостиницу. Длинные обшарпанные коридоры вмещали несколько десятков дверей. Никаких картин или комнатных растений тут не наблюдалось. Ничего не сделали, чтобы хоть попытаться добавить уюта. Сюда же селили людей, которые проспали лучшие годы! Всего несколько картин, более теплая краска на стенах, тюль и шторы вместо пыльных жалюзи преобразили бы этот безжизненный коридор.
В моей комнате на прикроватной тумбочке лежал листок с расписанием занятий и часами работы столовой. Меньше всего на свете хотелось посещать какие-либо занятия. Я просто хотела уйти! В шкафу имелась сменная одежда. Джемпер и штаны были свернуты и сложены стопочкой. Не было нужды вешать их на плечики: ткань, из которых их сшили, не мялась. Долбанная синтетическая синтетика! Окно прикрывала серая занавеска. Тюль тоже был серым. Почему никому не пришло в голову, что серые тона всюду наводят скуку? Где же краски? Хоть бы картину какую повесили. Распечатали бы что-нибудь на цветном принтере и сунули в самую дешевую рамку. Это было бы лучше, чем голые белые стены, серая мебель и серый синтетический текстиль.
Ну хоть кровать была гораздо удобнее, чем та, что стояла в моей палате, и на новом месте я спала, как котенок.
Утром в столовой ко мне прицепилась девчонка. Бодрая такая, веселая. После звонкого «Привет» она перескочила на дебильные лекции, которые мне только предстояло посетить.