Жестокий бог

– Ты весьма наблюдателен. – Хорошая Девочка зигзагом пробралась к главе стола и со вздохом опустилась в кресло.

Она потянулась за башней из треугольных блинов, сунула один в рот, не разжевывая. При этом она опрокинула три пластиковых стаканчика и горящую свечу. Поппи быстро подняла свечу, прежде чем она прожгла дыру в скатерти.

– Весьма, весьма наблюдателен. Думаю, это единственное, что я не унаследовала от тебя. – Она откинула голову назад и уставилась в потолок, ее любимое занятие.

Я сделал мысленную пометку спросить ее, почему она все время смотрит на потолки, черт возьми.

– О чем ты говоришь? – Эдгар моргнул, его поза все еще оставалась напряженной. Он уставился на свою дочь, как на сумасшедшую.

И она была такой, как я понял.

Из-за него.

Я взглянул на Арабеллу: лицо побледнело даже под тремя фунтами тонального крема, румянами и дурацкой фальшивой улыбкой.

– Я говорю о том факте, что ты свинья. – Лен подняла глаза и ей каким-то образом удалось выдержать взгляд отца, прежде чем ее глаза непроизвольно закатились, а затем и вовсе закрылись.

В комнате все дружно вздохнули. Я подошел к ней, схватил ее за руку и потащил к двери.

– Шоу окончено. Пойдем.

Она оттолкнула меня, сильно шлепнув по руке.

– Не смей прикасаться ко мне! – закричала она.

Я обернулся и уставился на нее. Мои зубы сжались от гнева, и я сделал глубокий вдох, прежде чем прошипеть:

– Сейчас тебе нужен душ, вода и булка хлеба. Ты несешь чушь, о которой завтра пожалеешь. Если только у тебя нет под рукой машины времени, я бы настоятельно посоветовал тебе позволить мне разобраться с этим.

Она бросилась на меня, и, вероятно, если бы не была пьяна, как моряк XVIII века, все бы заподозрили, что мы занимаемся сексом, но она так накачалась, что они наверняка списали нашу близость на опьянение.

Она прошептала мне на ухо:

– Ты знал и не сказал мне. Между нами все кончено, Спенсер. Иди и найди другую невзрачную девушку, которая высосет твою кровь и лишит тебя девственности. Я ни за что не прикоснусь к тебе.

Мои глаза вспыхнули от ярости при ее словах. На себя самого, за свою собственную глупость.

Сосчитай до десяти, услышал я в голове умоляющий мамин голос.

Потом до ста. Потом до тысячи. Не реагируй.

Хорошая Девочка развернулась и, спотыкаясь, вышла из комнаты, но в ту минуту, когда она обогнула коридор, я схватил ее за руку и втолкнул в боковую дверь.

Я захлопнул дверь, услышав, как люди снаружи ищут нас. Гарри устраивал мне длительные экскурсии по этому месту, когда мне было тринадцать, я знал его наизусть. Эта дверь была спрятана под нишей и выглядела как часть деревянной стены. Они никогда не найдут нас.

Я зажал ей рот ладонью, чтобы она не могла позвать на помощь, и потащил ее вниз по лестнице в кладовку, пока она сопротивлялась, брыкаясь ногами и пытаясь укусить меня за ладонь. В воздухе витал запах старой еды, которую они обычно держали здесь – мешков с картофелем, приправ и консервов, хотя место было совершенно пустым. Плесень также была крупным игроком в аромате, от которого тошнило. Под лестницей была еще одна потайная дверь. Я достал швейцарский нож из ботинка и воткнул его острие в замок, со знанием дела открыв дверь локтем. Я впихнул все еще брыкающуюся Лен внутрь и закрыл за нами дверь. Это был самый глубокий оттенок темноты, какой только существовал: кромешная тьма. Она ничего не видела.

Я тоже не мог ничего рассмотреть, но я знал, где мы находимся. Что там было.

– Где мы находимся?

Она икнула, но ее голос звучал значительно более трезво и менее обозленно. Ощущение опасности обострило ее чувства, может быть, потому, что мы официально находились под землей, ее семья и друзья были наверху, и никто не мог ее услышать.

Может быть, потому, что они говорили, что в этом месте водятся привидения, и они не ошибались.

Так и было.

Мои собственные призраки, например.

Это было как-то странно – знать, что она лежит на холодной, влажной каменной скамье, а я стою, нависая над ней. Это была моя любимая поза в любой встрече, независимо от того, с кем.

Но мне было особенно хорошо, когда это была Лен, потому что она была единственным человеком, который не съеживался от страха, даже когда об этом говорил язык ее тела. Мне никогда не удавалось поставить ее передо мной на колени, и черт знает, как сильно я пытался.

– Что все это значит? – Я проигнорировал ее вопрос.

– О, давай посмотрим. Мой отец спит с моим заклятым врагом – с подростком – и она сказала мне это в лицо сегодня утром. С днем рождения меня! И она добавила, что ты знал о них и не сказал мне. Почему?

Потому что это было не мое дело.

Потому что причинение ей ненужной боли не стояло на первом месте в моем списке дел.

Потому что у меня не было ни одного долбаного шанса это сделать.

Это было самое худшее. Она чертовски злилась на меня за то, чего я не сделал, прежде чем у меня появился шанс решить, собираюсь я это сделать или нет.