На мгновение я не поняла, что произнесла это вслух, как эти горькие и злобные слова сорвались с моих губ. У меня возникла сильная потребность причинить ему ответную боль. Чтобы отомстить. А потом тоже спасти его. Быть равной ему. Бог и смертный, бросающий вызов всем трудностям.
– Подожди, пока я доберусь туда, Джи-Джи. Ты пожалеешь, что я не умер.
Глава 9
Никто не упоминал о вечеринке после того, что случилось.
Ни на следующий день, когда папа, Поппи и я сели в самолет до Хитроу, ни в последующие дни, когда все вернулись в Англию: папа и я – в замок Карлайл, который пустовал из-за летних каникул (летняя сессия еще не началась), а Поппи – в наш дом в Хэмпстед-Хит.
Поппи, естественно, предположила, что я сбежала с чердака самостоятельно – она не знала, что я уронила ключ, – и я не стала ее разубеждать. Когда папа расспрашивал нас о том, что произошло той ночью, мы обе были непреклонны в том, что от зажженной сигареты загорелись кусты, и мы вызвали пожарных.
Естественно, полиция Тодос-Сантоса тоже приехала для расследования. И когда они пришли к заключению, они поддержали эту версию событий. Все, что им было нужно, – это один наклон головы от Вона Спенсера. Он не шутил – его семья действительно правила этим чертовым городом.
Я не злилась на Поппи. Она никак не могла знать, что я в ловушке. У меня не было с собой телефона, и, когда я уронила ключ, там было так много шума и суеты на заднем дворе, она, конечно, скучала по этому. Но была одна настойчивая часть меня, которая задавалась вопросом, почему она не искала меня – по крайней мере, не проверила.
Несмотря на то, что я была в Беркшире, а она – в Лондоне, Поппи все равно каждый день присылала мне свежую корзинку чего-нибудь сладкого. Иногда в дверь моего общежития стучал курьер. Иногда папа оставлял ее подарок на пороге моей комнаты. Иногда он просто появлялся на моем ночном столике по утрам. Это был ее молчаливый способ сказать, что она переживает и что такого больше не повторится.
Мое слишком короткое лето пронеслось красочным, жарким пятном. Поуп катался на яхте на Сейшелах со своими родителями и двумя старшими сестрами. Я очень сомневалась, что он потратил время на подготовку к стажировке. Я не знала, что задумал Вон, но была уверена, что это связано с каким-то сатанинским ритуалом, игрой с ножами и пытками младенцев.
Что касается меня, то я отсиживалась в своей новой комнате в замке Карлайл на этаже для персонала и стажеров, поглощая книгу за книгой, время от времени здоровалась с папой в коридорах и планировала свой следующий проект. Новая комната была обставлена и украшена вещами, которые папа нашел в моей старой комнате, вещами, которые я купила вместе с мамой, когда мне было двенадцать: простынями и подушками из «Кошмара перед Рождеством»[40] во время нашего визита в Стратфорд, плакаты The Cure из Кэмден-Тауна, фотографии из моего портфолио – пожелтевшие и устаревшие, скрученные по краям – прикреплены к стенам. Даже мамино цветочное одеяло все еще было там, и когда я глубоко вдохнула его, зажмурив глаза, то могла поклясться, что почувствовала слабый аромат ее свежего парфюма и сладостей.
Мои вещи в комнате ничуть не изменились с тех пор, как я была здесь в последний раз, но все же они больше не казались моими.
Год в Тодос-Сантосе изменил меня. Все выглядело глупо и по-детски, когда я осматривала все теми же глазами, ранее наблюдавшими за горящим домом, за сердитым мальчиком, которого ублажали на глазах у всей школы, и за сердцем моей сестры, разбившемся на полу в коридоре Школы Всех Святых перед «этой» же толпой. Я не могла не взглянуть на свою комнату ледяными глазами Вона, и то, что я увидела, смутило меня.
Я даже не знала почему, но все равно не могла вынести никаких изменений.
Не то чтобы это имело значение. Это не было похоже на то, что я планировала пригласить его к себе. На самом деле я подала запрос на замену замка в своей комнате, потому что большинство замков было слишком легко взломать, и я не хотела рисковать, когда дело касалось Вона Спенсера.
Через две недели после моего возвращения в Подготовительную школу Карлайл я сидела в своей комнате, работая над своей следующей сборкой. Я начала с опоры – короны – потому что решила, что это займет у меня больше всего времени. Вершина из шипов была почти готова, сложная и тяжелая, извивающаяся, как гигантский гребень. Шипы, как Вон, с ними было трудно работать – колючие, но нежные. Они так легко ломались, но заставляли меня так часто истекать кровью. Я никогда раньше не работала с таким трудным материалом.
Шип уколол мой большой палец как раз в тот момент, когда в мою дверь постучали. Я высосала кровь из своего пальца, развернулась на стуле и оперлась локтями о чертежный стол позади меня.
– Войдите, – сказала я.
Я думала, это папа. Занятия в школе начинались только на следующей неделе, а стажеры должны были прибыть сюда не раньше субботы.
Когда дверь открылась, плоскогубцы выпали из моей руки.