Жесткй вариант

Он положил трубку, и мне ничего не оставалось, как завести будильник на четыре пятнадцать и мгновенно отрубиться: если думать до рассвета, то что я буду делать после того, как он наступит?

Глава 7

1

С Сумароковым мы столкнулись в вестибюле — он уже собирался идти меня будить. Пятнадцать минут я простоял под душем и чувствовал себя весьма сносно. О том, что был в ресторане с Онуфриевой, я решил умолчать, опасаясь быть неправильно понятым.

За рулем моей машины сидел Ваня Ордынский, в «УАЗе» Сумарокова — криминалист Максимов, большой спец по применению лака для волос в изготовлении слепков, и водитель из прокуратуры. Следователь не счел нужным ничего объяснять, а я — спрашивать.

Мы доехали до городской окраины и остановились у старой мазанки. Сумароков махнул мне рукой, заставляя выйти из хорошо протопленного салона в зябкую муть рассвета. Худая дворняга, прикованная колодезной цепью к сараю, встретила нас лаем, на который вышел хозяин — крепкий еще старик лет шестидесяти пяти, с седыми волосами и небритый.

— А-а! Ну, заходьте, заходьте, — пропустил он нас, укоротив собачью цепь. — Цыц, Шельма, цыц!.. Всех-то сколько будет?

— Пятеро, — ответил Володя, войдя в сени, — с вами шестеро, значит.

— Не, так не пойдет, — помотал старик седой гривой. — На столько у меня «коногонок» не достае, а без их тама делать неча, я на себя душегубства не беру.

— Ладно, ладно, Михеич, хватит и четверых. До шурфа дотянем ли?

— До Монголии дотянем — смену ишачил и в зарядку не сдавал, — попробовал на стене лампу-«коногонку» Михеич.

Вошла бабка, мы поздоровались. Она завернула в старую газету еще более старое сало, краюху хлеба и две неочищенные луковицы.

— И «шахтерок» у меня четыре, и сапогов, два года назад комиссию начальников водил, они кинули по-барски, — выложил старик на лавку четыре черных костюма из плотной ткани, похожей на брезент.

— Ты что, решил в шахту лезть? — догадался я наконец, перехватив плутоватый взгляд Сумарокова.

— В шахту не лазят, сынок, — ответил вместо него Михеич. Дефектом слуха старик не страдал. — В шахту спускаются и там ходят. А лазят и ползают по земле.

— Она же завалена?

— Завалена, забучена, — согласился старик, — но два года тому пройтись по трем горизонтам до шурфа было можно. Ясное дело, тому, кто знает. А я в ней, родимой, четвертак отмантулил — авось найдем дырочку, до конца, чай, не додавило.

Я думал, что такие старики остались только в бажовских сказках.

— За восемнадцать-то лет? — усомнился.

— Ну уж, восемнадцать! Было дело, закрыли шахтенку, а как рынок начался — воду откачали, и лет пяток еще над копром звездочка светила. Сгодились и в полметра пласты-самокопы на этом «нерентабельном предприятии», как «Южанку» государство окрестило, долго руки нагревали. Двести тридцать пятый горизонт — тот давно отработали, еще в семьдесят восьмом. Семьсот двадцатый — в восемьдесят третьем, а на километровой глубине она аж до девяносто первого трубила, да на демонтаж года два ушло.

Мы проехали по безлюдному Градинску. Солнце пробивалось сквозь предрассветное марево, мутное море разбивалось о причал. Жухлый ковыль покрылся позолотой, ветер порывами пригибал стебли к земле — степь встречала нас взволнованно, как провожал залив. По мере приближения к одинокому копру утро теплело, ко дню обещало распогодиться.

Касок в мешке оказалось только три. Лезть в обвальную шахту с незащищенной головой Михеич никому не позволил — так отпал еще один кандидат в диггеры — сержант Ордынский. Он отправился к вентиляционному стволу, выходившему на поверхность между кладбищем и железной дорогой, с ним поехала наша одежда.

Прокурорскому водителю и эксперту было приказано сидеть на связи.

Спуск по мокрому, осклизлому стволу занял сорок две минуты. Ржавые скобы хрустели и прогибались под ногами. Если бы при этом приходилось еще держать чемодан с миллионом долларов, то времени понадобилось бы еще больше. Я так думаю, потому что спускаться по стволу с такой суммой мне еще не приходилось.

— Да глупости, Веня! — махнул рукой упрямый Сумароков. — Диггера-курьера они снарядили заранее, и он там ждал. А потом ему опустили чемодан на веревке. Михеич, сколько всего выходов?

Старик остановился, посипел антракозными легкими.

— Было три, один закрестили. Теперь осталось два: грузовой — на-гора до него полкилометра будет — и шурф. До того аж восемь, а если по всем горизонтам забут обходить да через сбойку — в двенадцать будет.

— На грузовой они не пойдут — он с трассы виден, да и опасно.

— А где гарантия, что их бы не встретили у шурфа? — спросил я.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего. Может, есть еще выход, о котором никому не известно? Да и чемодан могли не выносить, а спрятать где-нибудь тут до лучших времен?

Михеич крякнул и покачал головой, демонстрируя, сколь противно ему слышать такие глупости.

— Как же, спрятали, — проворчал одышливо, — а назавтра горизонт просел.