Жесткй вариант

На то, что Лида согласится на встречу, я не очень-то рассчитывал — после всего пережитого ей нужно было время, чтобы прийти в себя. Но каждый, видимо, распоряжается отведенным на залечивание ран временем по-своему.

Мы переписывались года два после разлуки. Потом она перестала писать, я так понял — вышла замуж, а я хранил ее письма до самой свадьбы. Если кто-нибудь станет меня уверять, что судьба слепа, даром потеряет время: еще неделю назад я не смог бы себе представить, что вновь увижу ее.

На углу продавались цветы. Я купил три желтые розы на метровых ножках и свернул к ресторану.

Мадам Онуфриеву доставили в «мерседесе» мужа. Благоухающая, по-прежнему красивая, разве чуть-чуть располневшая, она вспорхнула по ступенькам мне навстречу и остановилась в нерешительности.

— А ты не очень изменился за эти годы, — улыбнулась, принимая мои розы. Мне показалось, что черные глаза ее увлажнились.

Судя по тому, что она узнала меня сразу, в ее словах была часть правды.

— Ты тоже, — смущенно ответил я — Рад тебя видеть.

Совершенно непроизвольно, как когда-то во время прогулок по излюбленным нашим улочкам, мы взялись за руки и пошли в этот идиотский кабак, куда лично мне идти совершенно не хотелось. Я вообще не люблю ресторанов и никогда не бывал в них со своей младшей женой.

Швейцар распахнул перед нами дверь и согнулся в полупоклоне. Метрдотель проводил нас за накрытый на две персоны стол, отделенный от зала перегородками. Видимо, наш визит сюда был упрежден телефонным звонком. Ничего странного — Онуфриев сам рассказывал, что еженедельно посещает ресторан, и, конечно, миллионера и его жену здесь знал каждый.

Мы посидели, глядя друг на друга, молча, но вовсе не потому, что не о чем было говорить: слов набежало столько, что трудно было произнести первое.

— Рассказывай! Как ты жил, что делал, вспоминал ли обо мне?

— Вспоминал. И очень часто.

— Где ты работаешь?

— Чего можно ожидать от сына военного? — отшутился я.

— Женат? Дети есть?

— Детей пока нет. А ты?

— Замужем. Сын Сережа семи лет.

— Поздний ребенок. Что так?

— У меня второй муж. Первый был капитаном, детей иметь не хотел.

— Счастлива?

Она подождала, пока официант нальет шампанское в бокалы и удалится.

— Ты знаешь, что такое счастье? — улыбнулась. В вопросе прозвучала надменность.

— Да где уж мне! За нашу встречу?

Мы выпили. Официант приволок холодные закуски в неимоверном ассортименте.

— Признавайся, ты хозяйка этого заведения? — недоуменно посмотрел я на Лиду.

— Почти угадал. Хозяин этого заведения — дядя Витя, компаньон моего мужа.

— И чем же занимается твой муж, если не секрет? — Вопрос слетел с языка нечаянно и очень мне не понравился: я знал, кто ее муж, а Онуфриев меня видел, и рано или поздно ей станет известно о моем притворстве.

— Бизнесом. Меня это вполне устраивает, — широким жестом обвела она ресторан.

— Ясно. Ты училась на экономическом? — вспомнил я.

— Да, но это мне не пригодилось.

— Я слышал, иметь много денег в наше время небезопасно? Она засмеялась:

— Совсем даже наоборот! В наше время опасно иметь мало денег.

Как ни старался я убедить себя в том, что она — мужественная женщина и не хочет омрачать нашей встречи рассказом о своих неприятностях, ничего не получалось: быть на волоске от смерти, претерпеть унижения, едва не потерять ребенка и всего через пару дней вести себя так, словно киднапперы похитили не ее, а кого-то другого, да и то — в американском видике?.. На ее месте не то что любая другая женщина, а и я бы, пожалуй, неделю отпивался валерианкой!

— Помнится, кто-то говорил, не в деньгах счастье? — задержал я на ней взгляд.

— Время меняет жизненные установки и моральные ориентиры, — ответила моя первая любовь, нанизывая на вилку ветчину.

— На материальные?

— Я ни о чем не жалею. Ни о том времени, когда им распоряжалась я, ни об этом, которое распоряжается мной. Твои старики живы?

— Слава Богу. Живут в Измайлове. Мама давно на пенсии, отец в отставке. А твои?

— Моих уже нет. И дом наш снесли.

— Я видел.

— Вот… Так что я теперь — сама по себе. — В глазах ее промелькнула светлая грусть, но тут же потухла, не успев разгореться.

— Где сейчас твой сын?

— У свекрови в Хоброве, муж его повез туда сегодня утром. Мальчишке осталось жить на свободе меньше месяца: потом — школа, институт, работа — и вся жизнь.

Мне показалось, что замужем за денежным мешком ей живется не сладко, но не спрашивать же об этом у нее. По крайней мере обилие золотых украшений и платье в полтыщи долларов не портили ее осанку.

Изредка Лида кланялась и улыбалась кому-то из посетителей, не испытывая никаких неудобств по поводу появления в обществе с незнакомым мужчиной. Наверно, я устарел, как и нравы времен Анны Карениной.

Мы еще выпили.

— Пойдем потанцуем? — предложила она.

Танцевал я не лучше циркового медведя, так зато ж и не хуже. Громкая музыка заглушала слова, но все они были необязательными. Постепенно мне начинало здесь даже нравиться: толчея, звон посуды, мелькание цветомузыки, сигаретный дым, туманом заволакивающий большой зал, — все это скрашивало неловкость, которую испытывали мы оба.