Жесткая проба

Алов встряхнул гривой, сунул руку в карман и, косясь на свою левую пятку, ушел.

«Черт бы тебя, слюнтяя, побрал!» – глядя ему вслед, подумал писатель. Пожелание относилось не к самодовольному молодому нахалу, а к нему самому. Вечером надеялся поработать, теперь всё пойдет прахом. Проклятая вежливость!

Алов пришел. Он волновался, пыжился, стараясь показать свою независимость, но то и дело сбивался на подобострастие, на губах застыла подхалимская улыбочка. Писателю стало неловко, он опустил глаза, подвинул гостю коробку папирос.

Алов не курил, но папиросу взял, неумело затянулся, помахал рукой, гася спичку, и затолкал её обратно в коробок. Писатель неприязненно покосился.

– Как вы тут устроились? У нас ведь не очень шикарно.

Писатель оглядел убогий командировочный уют комнаты, конторский стол, карболитовый письменный прибор, в котором вместе с чернилами окаменели мухи.

– Стол, койка есть, больше мне ничего не нужно.

– Вы ещё не ужинали? Может, пройдем в пельменную? Здесь недалеко... Посидим, так-скать, в культурной обстановке.

– Ну, какая там культура! Там сейчас водку пьют... – усмехнулся писатель. – И потом – видали? – на стене там в огромной раме висит взбесившаяся яичница. Называется «Девятый вал». Бедный Айвазовский! Почему его так любят вывешивать в ресторанах и забегаловках?..

Он взял коробок, отыскал обгоревшую спичку и выбросил в пепельницу.

Алов жалко улыбнулся. Плохо! Какой может быть разговор всухую...

– Я, видите ли, пришел с вами посоветоваться. У нас по творческим вопросам абсолютно не с кем поговорить.

– Почему же? А сотрудники редакции? Потом, наверно, есть начинающие...

– Понимаете, не тот уровень. Варимся тут, как говорится, в собственном соку... Я, разумеется, работаю над собой. Только времени абсолютно не хватает, газета поглощает всё время... И для себя приходится работать по ночам.

– Да, да... – Писатель покивал головой. – Так чем я могу?..

– Вот. – Алов торопливо начал развязывать тесемки толстой папки. Потные пальцы с трудом одолели узел. – Вот то, что уже напечатано.

В альбоме из толстого картона были аккуратно наклеены газетные статьи и заметки. На обложке приклеена бумажка с типографским оттиском «Юрий Алов». Писатель полистал альбом, пробежал взглядом заголовки и отложил.

– Тут вам более полезны советы товарищей, редактора. Наверно, они и были... А что ещё?

Алов извлек из папки толстую рукопись. Регистрационные номера на изрядно помятой и засаленной обложке были тщательно замазаны чернилами.

– Куда-нибудь посылали?

– Нет... То есть да... Но вы же знаете, когда автор неизвестен, без всяких связей, пробиться абсолютно немыслимо.

– Этого я не знаю. Талантливой книге пробиваться не надо, она идет без всяких связей.

– Вы хотите сказать?..

– Только то, что сказал.

Он перелистал рукопись, просмотрел наугад несколько страниц. Ну конечно... Протокол о том, как варят сталь. Изредка в протоколе появлялись абзацы, начинающиеся с тире. В тех местах, где герои обучали друг друга, как её надо варить.

– Не многовато ли у вас тут сталеварения и вообще всякой индустрии? Что вам писали рецензенты?

Уши Алова порозовели. В рукописи его действительно непрерывно лилась кипящая сталь, грохотали блюминги, крутились станки. Какой-то сволочной рецензент написал, что станки прочно стоят на фундаментах, а вовсе не «крутятся», вращаются же шпиндели станков...

– А что они пишут? «Изучайте жизнь, читайте Пушкина, Гоголя...»

Рецензентов Алов ненавидел: завистники, неудавшиеся писатели и по злобе всех бракуют... А главное – рецензии он писал сам и знал, как это делается. Изредка городская газета помещала небольшие отзывы о книгах, писал их Алов. В таких случаях он в подшивках центральных газет находил ранее напечатанные рецензии и пересказывал их в своей. Это было очень легко и просто. Важно было только не повторять буквально, не переписывать, а переиначивать сочетания слов и последовательность их. Сложнее было, когда приходилось рецензировать книжку, о которой ещё не писали. В таких случаях самое опасное – перехвалить. Вдруг её потом обругают? Если автор был неизвестен, например издан в области, Алов писал, что автор молодой, начинающий и не сумел создать полнокровных образов; в книге есть достоинства, по они не компенсируют недостатков. Если же об авторе нельзя было сказать, что он молодой и «не создал», Алов осторожно хвалил, говорил, что автор «создал полнокровные образы», хотя и не без недостатков, но недостатки не могут заслонить достоинств и книга войдет в золотой фонд...

– Рецензенты! Им самим надо изучать жизнь!.. Уж что-что, а жизнь я знаю.

– Вам сколько лет? – спросил писатель.

– Двадцать пять. Какое это имеет значение?

– Имеет. В двадцать мы всё знаем. Потом будет хуже. В пятьдесят – шестьдесят всё знают только дураки и невежды.

– Во всяком случае, производство я знаю. И я свою вещь читал, между прочим, сталеварам. Очень хвалили.

– А женщинам?

– Что – женщинам?

– Женщинам – читали? Обыкновенным женщинам. Молодым, старым.

– Они же ничего не поймут!

– А вы что, пишете только сталеварам для служебного пользования? Писать надо для всех.