Жесткая проба

– А!

Алексей отмахнулся, ушел к плите. Старик всё обращал в болтовню, в слова. А тут нужны не слова...

Он углубился в работу, время от времени поглядывая на часы – скоро ли обед. Прошло часа два. Алексей почувствовал какую-то неловкость, скованность. Он поднял голову и встретил взгляд маленьких, близко поставленных колючих глазок.

Человек в полувоенной, защитного цвета, несмотря на жару, наглухо застегнутой гимнастерке отвернулся а пошел по пролету.

Где он видел такие глазки, кого напоминает этот человек?.. Да никого не напоминает, это он и есть! Гаевский...

...Школа, капитаны, Витькина выдумка – игра в тайное общество «Футурум» – «Будущее». Гаевский прицепился и раздул целое дело. Если бы не Людмила Сергеевна и Витькин отец, вышибли бы его, и всё... Кире, Витьке и Наташе ничто не угрожало, Алексей бы их ни за что не выдал, а его самого выгнали бы из школы и, может, даже из детдома... И всё Гаевский... Прогнали его тогда из пионервожатых... Постарел. От лба поползли вверх взлизы, на макушке волосы поредели, просвечивают. Всё такой же бледный и худой. Только ходит иначе. Раньше всё спешил, будто ему ужасно некогда, а теперь неторопливо, важно... И чего он тут ходит? Что он теперь делает?..

Идя к инструментальщику, Алексей снова увидел Гаевского. Он разговаривал с Виктором. Заметив Алексея, Виктор отвел глаза в сторону и вроде даже покраснел.

Вадима Васильевича Алексей в обед не застал.

Дядя Вася обедать в столовую не ходил. «Разве это обед? – говорил он. – За десять минут покидал в себя всё, как в мешок, и – бегом, освобождай место... Обедать надо дома – с чувством, с толком, с расстановкой... А тут можно только перекусить». Из дома дядя Вася приносил обернутый в чистую тряпочку кусок сала; когда начинался перерыв, аккуратно резал его на кубики и на самодельном, из листа железа, маленьком противне жарил на горне в инструментальной. Потом располагался возле своего станка, подцеплял ножом скварчащие, брызгающие жиром кусочки сала и неторопливо, один за другим, отправлял в рот. Покончив с салом, он куском хлеба тщательно подбирал смалец и до конца перерыва успевал выпить две большие кружки чая. Во время еды разговаривать он не любил, все это знали и никогда к старику не подходили, пока он не покончит со своей «перекуской ».

Вернувшись в цех, Алексей увидел, что поджаренное сало осталось нетронутым, дядя Вася хмуро разговаривает с Раевским. Тот наконец ушел. Дядя Вася съел остывшее сало, выпил чай и подошел к плите.

– Про тебя допытывался: что да как...

– Ну?

– Ну, я говорил, что знаю... Прятать-то тебя нечего?

– Нечего.

– Значит, и бояться нечего.

– А кто он?

– Из отдела кадров.

– Начальник?

– Нет, говорит, инспектор... Чего он вокруг тебя круги делает? Похоже, Алёха, будут из тебя воду варить...

– А что он мне может сделать? Ничего!

...Иванычев так не думал. Появление Гаевского встревожило его. Гаевский был представителем отдела кадров, частью его, а все, что составляло отдел кадров, требовало осторожного к себе отношения. Осторожность эта появилась давно.

Начало биографии его было кристально ясным. Закончив сельскую семилетку, он подался в райцентр, где жил и работал на мельнице брат матери. Прельщавшая поначалу возможность стать, как дядя, рабочим на мельнице, скоро потускнела перед другой, более привлекательной: поступить в техникум и стать техником-строителем, итээровцем. Техникума кончить не довелось. Со второго курса его, уже с год активного комсомольца, сделали инструктором райкома комсомола. Держался он скромно, даже робко и старательно выполнял всё, что требовалось. Его ценили, при случае похваливали. Когда встал вопрос об укреплении городского отдела коммунального хозяйства, вспомнили о нём. «Парию надо расти, – сказали тогда. – К тому же он технически подкован, будет на своем месте. Не кончил техникума? Это маловажно, главное – свой парень и техническая закваска всё-таки есть...»