Жесткая проба

В вагоне Наташа и Лешка сели у столика, Кира стала у открытого окна напротив. Виктор обошел полупустой вагон, постоял на площадке, потом вернулся. Он заметил, как Кира оглянулась на сидящих в купе и тут же отвернулась. Ветер трепал её кудряшки, пузырями надувал короткие рукава платья. Виктору было стыдно перед ней, он хотел как-то загладить происшедшее, но не знал, что нужно сказать или сделать. Он подошел и стал рядом. Кира не оглянулась. Пристально, не моргая, она смотрела куда-то поверх редких кустов, туда, где яркая зелень степи обрезала голубую стену неба. Внезапно Виктор заметил, что из широко открытых глаз её выкатываются и медленно ползут по щекам слезы. Она не вытирала их и, только когда слеза стекала к углу рта, подхватывала её кончиком языка. Виктор покосился на сидящих за столиком, заслонил Киру плечом и сказал:

– Ну чего ты... Слышь, Кира, ты не сердись... Я не хотел, понимаешь. Так получилось... Не обижайся, ладно? Ты не думай...

Кира оглянулась, не сразу поняв, о чём он говорит, губы её досадливо дрогнули.

– Господи, да отстань ты! Очень ты нужен – думать про тебя...

– Нечего тогда и реветь, – обиженно сказал Виктор.

После этого как-то так получилось, что гуляли они уже только втроем – Кира больше не приходила. Виктор не чувствовал никакой утраты, так было даже лучше – воспоминание о происшедшем в балке появлялось всё реже, но оставалось неприятным. Теперь в нём появился другой оттенок – неприязненно он думал не о себе, а о Кире. Тоже, подумаешь, сокровище – недотрога. Просто ломака, и больше ничего...

Потом он узнал, что за ней ухаживает слесарь из ремонтного, и вскоре после этого, что она выходит замуж. На свадьбе Виктор не был. Может, его и позвали бы, но в это время он получил отпуск и увез Милку и мать на Кривую косу – отдохнуть и как следует покупаться. Лешка тоже не был на свадьбе – не пошел, а может, и не позвали. Весть о замужестве Киры Виктор принял совершенно равнодушно и сам удивился. Он же был в неё влюблен! Теперь какой-то чужой парень стал ей мужем, а ему всё равно. Ни ревности, ничего. Может, он и не был в неё влюблен? Наверно, это было просто так, детское увлечение... С тех пор Виктор ни разу не видел Киру, и лишь изредка о ней говорила что-нибудь Наташа: получила комнату, маленькую и в коммунальной квартире, но ничего... У неё будет ребенок... Так скоро? Почему скоро? Нормально...

Потом как-то Наташа сказала, что, кажется, Кира не очень счастлива, может, даже просто несчастна.

Виктор не стал допытываться и не почувствовал сострадания. Иначе и не могло быть. Слишком много о себе воображала, ждала неизвестно чего. А жить надо просто...

8

Он, Виктор, жил просто. Делал всё, что надо, и не мудрил, не произносил всяких слов. Как будто слова что-то меняют. Надо дело делать, а не болтать. Человека проверяют по делам, а не по словам. И если его проверять по делам, в конце концов получается неплохо, не хуже, чем у других... Вот умер отец... Другой бы на месте Виктора раскис, спрятался за спину матери – ты, мол, вкалывай, а мне учиться надо, родители должны обеспечить... А он сразу решил сам идти работать. Мать больна, да и пожилая уже – что она там заработает? И Милка растет, ей учиться надо. Решил, и точка. Поставил перед собой цель и добился. Через полгода получить третий разряд – это не каждый сумеет. Он сумел. И в цехе себя поставил. То есть сумел оправдать. Ну, Маркин, конечно, работает лучше... Да нет, он просто опытнее. Так он уже сколько лет по седьмому, за станком состарился.

Ничего, Виктор и Маркина догонит. Пятый разряд не сегодня завтра получит. А потом...

Что произойдет потом, он ещё не решил. Каждый раз ему представлялась другая картина. То, например, в цех приходит заказ. Какой-нибудь изобретатель придумал необыкновенно важную и сложную машину. Отлили детали, прислали в цех, и тут – стоп! Никто не знает, как их обрабатывать. Собирается всё начальство: и цеховое, и главный технолог, и главный инженер. Крутят и так и сяк – ничего не получается. Маркин отказывается наотрез – нельзя, он не умеет. Губин тоже. Про молодых и говорить нечего – никто не берется. А заказ срочный, какой-нибудь там литерный, совершенно секретный. И когда все уже впадают в окончательную панику, у него, у Виктора, мелькает мысль... Какая именно, сейчас неважно. Важно, что она мелькнет. Он приходит и небрежно говорит:

– Давайте я попробую.

Все удивленно таращат глаза, машут руками. Куда? Не справишься! Инженеры не знают, а он берется...

И ребята отговаривают:

– Брось это дело, гробанешь! Чего тебе ввязываться? Пускай они думают, им за это деньги платят.

Но Виктор небрежно и независимо говорит:

– Минуточку! Минуточку!..