Жесть. Читать до конца

— Знаете, если и есть какая-то «скрытая» часть ее жизни, значит, скрывала она ее неспроста. Я же как отец могу сказать, что росла она веселой и бойкой девочкой, занималась и танцами, и спортом, практически ни минуты не сидела на месте, ища для себя все новые и новые занятия. Такой она оставалась и до последних дней своей жизни.

Конечно, с годами она менялась, как все подростки, взрослела, многие вещи укрывала где-то внутри себя. Учась в школе, старалась быть прилежной, дисциплинированной. Мне кажется, именно в старших классах и далее, уже в институте, в ней произошел какой-то слом. В обычной жизни она стала более уравновешенной, если не сказать замкнутой, а ту детскую часть себя выплескивала уже в своей работе. Порой на моих глазах переключалась из одного режима в другой, как будто внутри срабатывал какой-то тумблер.

— Да, мне доводилось с ней общаться, и я замечала нечто подобное. Но не кажется ли вам, что такое «раздвоение» не самым лучшим образом влияет на психику?

— Что вы имеете в виду? Подозреваете у нее какой-то диагноз?

— Ни в коем случае!

— (задумчиво). Что ж, возможно, вы в чем-то правы… Сложно жить в разных ипостасях, особенно кардинально противоположных. Жизнь, к сожалению, чаще заставляет нас хмуриться, чем улыбаться, а она выбрала профессию, довольно безжалостную для ее обладателя.

— Скажите, вам нравилось то, что она делает? Вы одобрили ее выбор жизненного пути? Родители часто хотят видеть в своих детях что-то близкое, понятное. Вот вы успешный предприниматель, добившийся значительных высот в своем деле. Не ощущали ли вы… скажем, скепсис по отношению к ее занятиям?

— (улыбается). Вы меня поймали. Да, когда-то я видел ее своей наследницей, надеялся на наличие в ней коммерческой жилки, и она, в общем, демонстрировала какие-то подобные качества, подавала надежды. Но потом что-то пошло не так. Всерьез увлеклась журналистикой, кинематографом, стала много писать. Я решил, что ломать ее не стоит. Впрочем, коммерческая жилка все-таки нашлась — она помогла ей успешно монетизировать свои журналистские и шоу-проекты, что удается далеко не всем.

— Кстати, вы предвосхитили мой следующий вопрос, касающийся коммерческой жилки. В среде недоброжелателей давно ходят слухи, что Анна особо не напрягалась, что благоприятные стартовые условия ей обеспечил богатый папа, а дальше все само пошло как по маслу…

— Чушь! Аня сделала себя сама, как бы мне ни хотелось думать иначе.

— То есть — «как бы ни хотелось»?

— Я предлагал ей свою помощь на начальном этапе, когда она только запускала свои каналы и сайты, но Аня отказалась. В ее проектах нет ни рубля моего участия, да и чьего бы то ни было участия еще. Она все это вытащила исключительно своим талантом и энергией.

— И все же, позвольте мне добиться ответа на вопрос: вам нравилось то, что она делает?

— Не все. Я знаю, что под ее короткими роликами и относительно большими фильмами о разных сторонах жизни как нашего города, так и страны в целом, почти миллионы просмотров и этих самых лайков, но некоторые эпизоды и сюжеты кажутся мне… скажем так, чрезмерными, несвоевременными и непродуманными.

— Например?

— Вы все-таки пытаетесь вывести меня на критику того, что делала моя дочь…

— Не совсем так.

— Что ж, я могу удовлетворить ваше любопытство. Мне не совсем по сердцу некоторые ее сюжеты, касающиеся, например, политики, экономики и бизнеса. Нашего городского бизнеса. Взгляд слишком поверхностный, упрощенный, максималистский.

— Слишком идеалистический?

— Пожалуй. В Анне, уже взрослой женщине, порой проглядывала какая-то подростковость. Все-таки об этих «высоких материях» должны рассуждать люди, глубоко погруженные в процесс, понимающие, как все у нас устроено и почему оно устроено именно так.

— Простите, Владимир Николаевич, но вы считаете, что вера в честность и прозрачность бизнеса, порядочность государственных служащих и политиков, желание что-то исправить — это наивный идеализм?