Жернова времени

– Валеру помянем и спать, – отрезал Кретов, когда ребята просили его разрешить немного посидеть. – Я бойца своего не сберёг, что уж тут праздновать?

– Ну, ты это брось, замполит. Погиб парень, не один он, каждый день с фронта идут тысячи похоронок, всех не ужалеешь, – хмуро сказал ему комбат.

– Согласен, товарищ майор, но это был мой солдат.

– Ну и заноза же ты, политрук, – поморщился майор. – Приказываю, как политработнику приказываю, не распускать нюни, дабы не подавать дурной пример личному составу.

– Есть не подавать дурной пример, – приложил руку к шлемофону Саша.

– Война, политрук, это не только смерть, война это и жизнь. Ради жизни воюем, ради неё друзей своих теряем… О жизни, о живых больше думай. Такие думы силы нам прибавляют в борьбе с врагами.

В ночь перед «Крещением» прибежал посыльный от комбата.

– Товарищ политрук, вам треба сей момент явиться до товарищу майору, – кургузо приложил он скрюченную ладонь к потёртой шапке.

– Иду! – поднялся с места Кретов и, обернувшись к экипажу, распорядился: – Жора, присмотри за этим педагогом, – кивнул в сторону механика.

Я невольно улыбнулся, вспомнив, как Сергей воспринял приход в экипаж нового стрелка-радиста.

– Давно в танковых войсках? – поинтересовался он невинно у молодого солдата.

– Та ни, я в аккураточку с радиокурсов, – радостно ответил боец.

– Товарищ ефрейтор.

– Щёс? – выпучил глаза стрелок.

– Добавлять следует, когда разговариваешь со старшим по званию, – терпеливо разъяснил механик.

– Щёс? – глаза паренька ещё больше округлились.

– Повторяю ещё раз, отвечая на вопрос старшего по званию, – голос механика оставался подозрительно ласковым, – боец должен говорить: «Я недавно с радиокурсов, товарищ ефрейтор».

– Так это ж… Я ж про то и говорю…

– Кого ж это, братцы, нам прислали? – Серёга стал немного нервничать.

– Я, Мыкола Голокопытов. В аккурато…

– Не-ет, Мыкола, – не дослушав парня, покачал головой механик-водитель. – Сейчас ты есть боец! Боец славной Рабоче-Крестьянской Красной армии – рядовой Голоногов.

– Тю вас, Копытовы мы. – В глазах парня сияла непорочная синь российских озёр.

– Чего?

– В смысле Голо…

– Чего «голо»?

– Голокопытовы мы, а не Голоноговы.

– Это без разницы! Запомни, рядовой, ты должен обращаться к старшему по званию только так, как того требует Устав. – Голос механика уже не был таким добрым.

– Так бы и казали, а то ни то, ни сё. – Губы парня раздвинулись в добродушной улыбке.

Слушая их разговор, я едва сдерживал смех.

– Слушай, боец, вот тебе первый приказ. – Лицо механика-водителя оставалось непроницаемым. – Бери ведро и иди разыщи комбата. Когда найдёшь, обратишься к нему по Уставу, попросишь, налить полное ведро кли- ренса9. Вещь дефицитная, потому выдаёт её лично комбат. Да смотри по дороге не расплещи. Повтори приказ.

– Принести ведро этого самого… – Парень сосредоточенно зашевелил губами, пытаясь вспомнить мудрёное название.

– Кли-ренс, – повторил нараспев механик. – Заучите наизусть, товарищ боец.

– Клиренс, клиренс, – боясь забыть чудное слово, повторял, гремя пустым ведром, Голокопытов, отправляясь на поиски комбата.

Услышав, доносившиеся издалека нецензурные выражения, Серёга нырнул в люк. Но скрыться от гнева разъярённого комбата оказалось не просто.

– Где? – рыкнул он.

Я молча ткнул пальцем в направлении люка механика. Комбат подхватил стоявшую рядом с гусеницей кувалду и, размахнувшись, что есть мочи шарахнул ею по люку.

Бум-м! – разнёсся над поляной протяжный гул.

– Ой-ё! – Люк распахнулся, и показалась всклоченная голова механика.

– Клиренса тебе, говоришь? – Глаза майора бешено вращались. – А ну-ка, ефрейтор, отмени свой приказ.

– Дак, товарищ майор…

– Что товарищ майор! Ваш стрелок-радист, по- видимому, считает, что ефрейтор самый главный в армии человек. Подступил с ножом к горлу: – «Товарищ ефрейтор приказал, товарищ ефрейтор приказал», – передразнил майор Голокопытова.

– Вот видите, товарищ майор, какого бойца в наш орденоносный экипаж определили. Он даже не знает, что такое клиренс.

– Трое суток ареста! Отсидишь, когда наступление закончится. И чтоб я про клиренс больше не слышал. И ещё, товарищ ефрейтор, назначаю тебя ответственным за обучение нового члена вашего танкового экипажа. Приказ понятен? – Комбат шагнул было к механику, но тут заметил, что продолжает сжимать в руках кувалду. Сопроводив плевком, швырнул её в снег, и зашагал прочь.

– Ну ты, Мыкола, даёшь, – присвистнул Серёга, почёсывая лоб. – Ни разу я комбата таким не видел.

Я уже в открытую хохотал.

– Что, выпросил?

– Не было печали, купила баба порося, – грустно посмотрел вслед майору орденоносец.

– С чего начнёшь обучение? – поинтересовался я.

– С чего, с чего, с клиренса! – рявкнул механик и повернулся к стрелку. – Клиренс – это просвет между днищем танка и нижней гусеницей, ферштейн?

– А як же его ведром-то? – Недоумению Миколы не было предела.

– Кто ж тебя на курсы радистов взял? Я очень желаю знать: жив ли ещё тот человек, который тебя обучал?

– Был жив, товарищ ефрейтор.

– И он не застрелился? Не повесился? Не свёл счёты с жизнью каким-либо другим способом? – продолжал допрос Серёга.