Женский хор

Эти подробности заставили меня рассмеяться, поскольку, честно говоря, мне на это наплевать. Это не моя проблема. Моя проблема в том, что декан заставил меня провести последние шесть месяцев пятого года интернатуры – мой «круг почета», как он выразился, широко улыбнувшись, чтобы меня приободрить, – в отделении этого типа, под его руководством, и это вывело меня из себя. Мне плевать на доктора Франца Карму, на его женщин и перепады настроения. Все это меня совершенно не интересует. К тому же мне уже пришлось провести год в родильных залах, и мне это осточертело; я видела, как Коллино, главный лечащий врач, предпочитавший гаптономию [2] кесаревым сечениям, извинялся, плача, каждый раз, когда ему приходилось делать эпизиотомию [3] девице, которая все равно ничего не почувствовала, когда он вонзил в нее скальпель, и очень радовалась, что все пошло быстрее и что у малыша щечки розовые, а не синие от долгого ожидания и обернувшейся вокруг шеи пуповины, что господин главный лечащий врач решает по совести, действительно ли ударами ножкой, которые он ощутил, когда ощупывал ее живот, малыш хотел сказать: «Я не спешу выходить из животика мамочки, снаружи очень холодно» или же: «Вытащите меня отсюда, черт побери; если я еще хоть немного пробуду в этой тюрьме, я или умру, или на всю жизнь останусь дурачком!» Таким образом, я достаточно насмотрелась на врачей нового поколения и хнычущих пациенток, с меня хватит. Мне надоело просить у них прощения, раздвигая им ноги, чтобы деликатноподхватить орущего липкого ребенка и плаценту. Мне хотелось делать руками совсем другие вещи.

Выходя из родильных залов, я всегда думала лишь об одном – как бы поскорее вернуться в операционный блок. Там женщины не кричат, не задают вопросов, они просто хотят, чтобы врач решил их проблему, выдернул опухоль, пожирающую их грудь, или проклятую матку, кровоточащую всеми своими фибромами, – и это всего лишь пустяк, самое интересное вот что: уменьшить размер груди с 95 В до нулевого, не оставив ни одного шрама, изъять шесть яйцеклеток из яичника, неспособного извергнуть их самостоятельно, оплодотворить in vitro[4] и затолкать в матку; или же самый смак – я только об этом и мечтаю с тех пор, как в первый раз увидела, как Жерар, заведующий отделением пластической хирургии, восстанавливает девственную плеву у одной несчастной идиотки, которая трахалась с четырнадцати лет, а в двадцать три захотела вернуть себе утраченную красоту, чтобы выйти замуж за богатого дурака и чтобы в первую брачную ночь он поверил в то, что этот раз первый для них обоих: для нее – с мужчиной, для него – с девственницей. Жерар умел их зашивать, как никто другой. Я с дрожью вспоминаю его улыбку и удовлетворенный монолог, который он произнес, затягивая последний узелок: «Ну вот! Теперь она у нее достаточно узенькая, чтобы он наткнулся на нее при первой же попытке; достаточно чувствительная, чтобы эта шлюха закричала, как будто это действительнопервый раз; и достаточно хрупкая, чтобы порваться и начать кровоточить при первом же мощном натиске – не слишком обильно, но достаточно для того, чтобы на брачной простыне образовалось пятно. И если это произойдет, свекровь вывесит простыню на балконе… Короче, как раз то, что нужно, чтобы этот тип не лишился своей первой брачной ночи. Произведение искусства».

Последующие две недели я только об этом и думала.

Итак, на доктора Франца Карму, главного лечащего врача 77-го, женского, отделения, мне совершенно наплевать. Этот тип и его отделение меня не интересуют. Однако избежать встречи с ним мне не удастся: каждый интерн, выбравший в качестве специализации гинекологическую хирургию, должен провести по меньшей мере год в родильных залах (где, следует признать, я все же научилась как следует делать кесарево, а также – мне повезло, поскольку такое нечасто увидишь, – экстренную кровоостанавливающую гистерэктомию [5] женщинам, которые начали писать кровью после того, как произвели на свет свое потомство) и – вот это уже не так весело – еще полгода в строго врачебном отделении. Официально для того, чтобы «научиться устанавливать контакт с пациентами и оказывать первую помощь в экстренных ситуациях».

Я пыталась объяснить Коллино, что контакты меня не интересуют, сжимать ладошку больного – совсем не мой стиль, да и оказание первой помощи – не моя тема; я чувствую себя комфортно только с инструментами, скальпелем или электрическим хирургическим ножом, ножницами, иголками и нитками – короче, с чем-то твердым между пальцами, а он ответил, что так уж заведено и – глядя на меня сверху вниз – что, если я не хочу туда идти, мне остается только сменить специальность. Меньше всего мне хотелось терять время с этим Кармой. На то, что о нем говорили, мне было наплевать, и я решила в любом случае договориться с санитарками, чтобы можно было убегать в блок каждый раз, как представится возможность. Самое главное – не потерять сноровку.