Женщины, кот и собака

Светка – вот ведь чудеса! – взяла на себя Алкиных девчонок. В первый раз в жизни!

Ну, и через полгода питерский Петя уже проживал на Алкиной жилплощади.

Человеком он был в высшей степени странным: молчаливым, закрытым. Какой-то научный сухарь, не иначе.

Но с Алкиными девочками быстро нашел общий язык, и они его обожали.

Алка говорила, что у него удивительный юмор – нестандартный и малопонятный. Но если понять – обхохочешься просто до коликов!

Алка расцвела как маков бутон. С притязаниями к мужеску полу было покончено.

Часто она повторяла: «Как же хорошо, Оль, что ты со мной не поехала!»

Светка тоже крутилась со своим «пожелудым», как она называла своего неюного друга.

Признавалась: «Зануда страшный! Жадноват, это да. Но любит, девчонки! Заботится, понимаете? А обо мне никто никогда не заботился!»

«Пожелудый» (пожилой) Светкин любовник был мужчиной, мягко говоря, непривлекательным: лысый пузан, росту маленького, с носиком-пипкой и блеклыми круглыми глазками.

Но правда заботился. Кашку Светке варил, супчик. Проверял, надела ли Светка в мороз теплые колготки…

Алка презрительно хмыкала: «Конечно! Такая забота! Бесплатно ведь! Без единой копейки!»

Светка и Алка снова начали цапаться: «Твой, – орала Светка, – просто… маргинал, вот!»

Это она намекала на Петино безделье.

«Надо же, – с достоинством отвечала Алка, – мы слов-то каких набрались!»

«А твой старый лис?.. Все экономит? – вступала Алка. – А ты его так и корми – из того, что он принесет! Геркулес и кефир… Да, Свет? Господи! – Алка закатывала глаза к потолку. – Самое мерзкое – жадный мужик!»

«А твой – всем поделится! – не сдавалась Светка. Всем, что имеет! Умными разговорами, например… Знаниями… Да, Ал? Больше-то у него ничего нет! Или я ошибаюсь?..»

Питерский Петя был и вправду не трудоголик. Денег не зарабатывал – не умел. Приносил копейки (младший научный в музее). Но с девками Алкиными занимался. Водил по музеям, проверял уроки, делился знаниями.

Алка пахала как лошадь. Но при этом была совершенно счастлива. «Наверное, впервые в жизни: каждому – свое, – загадочно говорила Алка, и взгляд ее увлажнялся».

А Ольга все так же жила в каком-то своем тревожном полусне, в слабой реальности. Автоматически жила, не человек – робототехника.

Подруги ушли в свою жизнь. Одиночество. И адская усталость от него.

К весне Ольга твердо решила уехать. Оставаться в этом, некогда любимом городе, где сейчас ей было так плохо, Ольга больше не могла.

И квартира, еще недавно такая родная и любимая, а нынче выстуженная одиночеством и тоской, была ей почти ненавистна.

Перемена участи – вот спасательный круг! Полная перемена! Всего! Страны, города, работы, привычек…

У человека, оказавшегося в состоянии даже самого страшного и глубокого отчаяния, сохраняется инстинкт выживания – самый сильный из всех безусловных.

Мысль об отъезде взбудоражила Ольгу и встряхнула. И она лихорадочно начала искать возможные варианты.

«Уехать, уехать! – твердила она про себя. – И там… я буду другой. Здесь мне не вылезти! Здесь – бабушка, мама, Андрей. Здесь – все мое горе, мое одиночество. Здесь – предательство, которое душит меня. Здесь – моя черная яма и пропасть без дна. Здесь меня больше ничего не держит!»

Алка орала: «Куда ты поедешь? Ты инвалид! Еле ноги таскаешь! Сердце болит всю дорогу и голова! Ты же там просто сдохнешь! И сдохнешь еще быстрее! Там вообще никого не будет, ты понимаешь? Вообще! Здесь хоть мы!.. Квартира… Хоть родной язык!..»

В апреле Ольга решила: поставлю своим памятник – и все, до свидания!

Точнее, прощай! Прощай, моя прежняя жизнь! Прощайте, мои обиды, несчастье, тоска! Я уезжаю. А там – там как будет! Если сильная – значит, выживу. Ну а слабая…

И какая разница где умереть? В каких интерьерах?

Здесь, дома, оставаться больше невыносимо!

Помог, как ни странно, Светкин сожитель. Его племянница проживала в Штатах. Вышла замуж за американца. Там у нее все сложилось: дом, достаток, трое детей. И – вот чудеса! – нужна была няня: русскоговорящая, образованная и молодая. Списались, и та быстро выслала приглашение.

Ольга поехала на кладбище. Точнее – в гранитную мастерскую.

За необъятным Хованским – бескрайним городом мертвых – начиналась промзона. Вдоль проселочной дороги, на деревянных, раздолбанных заборах висели самопальные плакатики: «гранитная мастерская», «хорошие цены», «большой выбор» и т. д.

Ольга припарковала машину и вышла. Здесь было совсем как за городом: от проезжавших редких машин пыль вставала столбом. Вдоль дороги цвел иван-чай, посеревший от пыли. Жужжали шмели, порхали капустницы, проносились стремительные стрекозы.

В деревянном заборе обнаружилась калитка. Ольга толкнула ее… И сразу попала в яблоневый сад, окутанный белоснежным и душистым цветением. Узкая дорожка вела сквозь деревья куда-то вглубь.

Наконец показалось строение – небольшая избушка на «курьих ножках».

Избушка стояла на полянке, густо поросшей первоцветом.

Во дворе, под навесом, стоял огромный стол. Рядом – мангал, самовар на земле, кучка полешек. Возле навеса бродили и клехтали куры.