Черчиль мне показал карту юга России, где были указаны флажками войска деникинские и ваши войска (то есть красные. — Ю. В.). Помню, как меня потрясло, когда я подошел с ним к этой карте и он показал мне деникинские флажки и вдруг сказал: «Вот это моя армия…»
Я помню, как у меня ноги приросли к полу… Я хотел выйти, но тогда представил себе, что вот я сижу в Париже, а там, на далеком фронте, русские добровольцы ходят разутые, и вот, если я хлопну дверью и выйду со скандалом из этого кабинета, они будут ходить без сапог. Я стиснул зубы, а унижение свое положил в свой карман. Я с вами воевал всеми способами, всеми средствами — и я говорю об этом прямо и открыто. Но война с вами родила во мне такую ненависть к ним (иностранцам. — Ю. В.), о которой лучше не говорить… у меня была вера в этих союзников, у меня было доверие к ним. Вот это все совершенно распылилось, но на этом месте выросло совсем другое. Я научился бриться на своих щеках…
Официальные соображения их были, конечно, весьма благородны… А то, что под этим скрывалось, следующее: как минимум вот нефть — чрезвычайно желательная вещь, в особенности нефть; а как максимум — ну что же, русские подерутся между собой — тем лучше. Чем меньше русских останется — тем слабее будет Россия. Пускай красные дерутся с белыми возможно дольше. Страна будет возможно больше ослаблена и обойтись без нас не будет в силах, тогда мы придем и распорядимся… в их интересах было, чтобы Россия была истощена возможно больше и чтобы они могли сделать из России свою колонию (выделено мною. — Ю. В.). Никаких благородных целей я там не вижу…»
Судебное разбирательство по делу Савинкова происходило в открытом заседании 27 и 28 августа и завершилось в ночь на 29 августа 1924 г. в Москве. Семь месяцев минуло с той поры, как умер Ленин.
Приговор Борису Викторовичу Савинкову — расстрел. Ему было сорок пять. Приговор он встретил совершенно спокойно.
Безусловно, поражает быстротечность разбирательства. Зачем, к чему эта спешка — не понять.
29 августа в 6 вечера заместитель председателя Военной коллегии Верховного суда СССР В. В. Ульрих вручил Савинкову постановление президиума ЦИК СССР о замене Савинкову высшей меры лишением свободы на 10 лет.
Через неделю-другую Савинков под видом самоубийства будет выброшен чекистами в балконную дверь (это версия, это не доказано)[155]. С дела Савинкова, что называется, уже по-крупному начал свою карьеру знаменитый «красный топор» — Ульрих, вынесший смертный приговор многим тысячам жертв нового революционного порядка. Ульрих будет их штамповать до 1948 г. — редко 15 или 20 лет лагерей, как, скажем, И. М. Гронскому, в основном же пуля или даже петля: были и такие приговоры…. Родился Василий Васильевич 1 июля 1889 г. в семье латышского революционера, вскоре — большевика. Мать — учительница музыки. В 1895 г. Ульрихи последовали за главой семьи в ссылку. Это не помешало молодому Ульриху закончить Политехнический институт. С 1918 г. он в чека, с 1920-го — председатель Военной коллегии Верховного суда республики. Кого только не приговаривал!.. В 1948 г. выведен из Военной коллегии Верховного суда СССР и назначен заведующим кафедрой Военно-юридической академии. Смерть от сердечного приступа сразила его в 1951 г. Ульрих отошел в мир иной не просто заслуженным военным юристом, а генерал-полковником! В истребительной практике сталинской власти 20-40-х годов два имени сплетены навечно: генерального прокурора А. Я. Вышинского (1883–1954) и председателя военной «тройки» союзного значения В. В. Ульриха. Оба закончили свои дни, благополучно преодолев огромное кровавое озеро. Мощно разгребали клейко-кровавую гладь. Это ничего, что ноги в лакированных генеральских штиблетах не доставали дна. Значит, верно поставлен слив крови, в полном соответствии с заповедями Ильича.
Огромное это было озеро, и берега от берега не видать. И по сию пору кровь в нем не просыхает. Придирчиво выбирал Центральный Комитет «мореходов» для кровавых просторов, не каждому доверял, даже самых проверенных долго и терпеливо учил, наставлял и натаскивал. Служба эта требовала особых качеств, а главное — беспредельной любви и преданности общему делу. Их делу. Вот тут и в этом и заключалась вся наука.
Нет, не любви и заботам о трудовом человеке учили в высших партийных школах, Академии общественных наук при ЦК КПСС и прочих партийных курсах и высших учебных заведениях…