— …Президиум не может не приветствовать съезд кадетской партии, ибо эта партия есть партия народной свободы. Это не есть партия помещиков, не партия капиталистов, это партия, которая наравне с нами (съезд проходил крестьянский. — Ю. В.) стремилась к свержению царизма…»
Хоть на пьедестал Николая Дмитриевича.
После Февральской революции Авксентьева избирают председателем исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов и членом исполкома Петросовета. В правительстве Керенского Николай Дмитриевич набрался министерского опыта. После Октябрьской революции ораторствующий Николай Дмитриевич покинул партию эсеров и в 1918 г. пристал к «Союзу возрождения России». Это он, Авксентьев, столь непочтительно выражался о белочехах: «Мы не хотим иметь своих латышей», — подразумевая красные латышские полки. Вроде латыши у большевиков за наемников на самую черную и кровавую работу.
Многое в Авксентьеве напоминало Керенского, а посему белые, из тех, что поправей, мечтали его придавить, и чем быстрее — тем лучше. Недаром при высылке из России Авксентьева сопровождал взвод английских солдат — аж до самой китайской границы! Никакой веры не давали белым ни Николай Дмитриевич, ни почтенный великобританский полковник Уорд: надежнее, ежели со взводом мидлсекских стрелков. И для белых не только острастка, но и отрада: все говорят по-английски и во всем заграничном, ну самая настоящая Антанта!
В последний раз эсеры, и среди них учредиловцы, угодят в «мясорубку с ледяной купелью», по выражению одного из летописцев тех дней, накануне краха колчаковщины. 24 декабря 1919 г. в ответ на восстание в Иркутске командующий военным округом генерал Сычев арестовывает свыше 30 эсеров.
4 января Сычев получает приказ от семеновского генерала Скипетрова эвакуировать арестованных. Их и доставляют в указанное место — на станцию Лиственичное, а оттуда загоняют в трюм парохода «Ангара». Здесь из-за реки Байкал не замерзает.
Когда пароход оторвался достаточно от берега, принялись по одному извлекать арестантов из трюма, предлагая дать подписку о выезде из Сибири в трехдневный срок. Затем требовали раздеться догола и вели на корму, где якобы свалена тюремная роба. Холодновато раздеваться, а что поделаешь?..
А на корме казак Лукан встречал арестантов дубинкой по темени — и в воду любителя «Интернационала». Ну прямо в духе древних хроник.
Так и проверили счет арестантам. Точнейшая цифра — тридцать один! Да за веру, царя и Отечество можно и весь Байкал перепрудить! Мать их всех! Да не мы их, так они нас!
Надо полагать, Лукан ту дубинку обмыл и хранил как память о самых святых и светлых часах своей жизни.
Отряд японцев с палубы наблюдал за этим действом с превеликим воодушевлением…
«…Мы, члены Временного Всероссийского Правительства, избранные на Государственном совещании в Уфе, торжественно обещаем хранить верность народу и государству Российскому и выполнять наши обязанности в полном соответствии с принятым на Государственном совещании актом об образовании Верховной Власти…»
Чем не реквием?
Таким образом, книги Самсона Игнатьевича и вывели меня на любопытно-преступную фигуру бывшего главнокомандующего войск Директории Василия Георгиевича Болдырева.
Тоже головоломка! Как мог сын деревенского кузнеца пролезть в генерал-лейтенанты? Ведь в царской России обрести положение мог лишь дворянин или человек с состоянием. Нам это вдалбливают едва ли не с того нежного возраста, когда мы впервые начинаем хлопать ресничками.
Познавал грамоту и счет Болдырев в церковно-приходской школе — самом бедняцком учебном заведении, ниже не существовало. Этому заведению обязано своей грамотностью и вообще культурой (а стало быть, и своим государственным подходом к делам) большинство наших руководителей 20–60-х годов. Мой отец учился в таком же, правда, позже закончил рабфак и «языковой» институт.
В послеоктябрьскую эру при заполнении анкет это самое церковно-приходское образование проходило, как, скажем, для Англии Харроу, Оксфорд или Итон.
До 15 лет Василий Болдырев махал молотом в кузне отца, но при всем том успешно выдержал экзамены в Пензенское землемерное училище — это уже не только для бедняка, но и богатого добротное среднее образование.
И этого, однако, мало Василию Болдыреву: на сбереженные рубли отправляется в Петербург и сдает экзамены в Военно-топографическое училище. Сын бедного кузнеца — и офицер? А как же отдел кадров? А учет партийности, идейно-политический облик, происхождение и все такое прочее?.. Но это что, дальше и вовсе непонятное: в 1903 г. молодой Болдырев уже среди выпускников Академии Генерального штаба по первому разряду. И это-то при таком посконно-лапотном происхождении и вообще явной классовой несовместимости с буржуазно-помещичьим строем императорской России!
В русско-японскую войну Василий Георгиевич ранен и награжден за храбрость. С 1911 г., то есть 36 лет от роду, он приступает к чтению лекций в Академии Генерального штаба; по защите диссертации — профессор. За ним уже почетный список ученых трудов.