«…Германия не смогла одолеть своих противников в честном, открытом бою; тогда, не брезгая средствами борьбы, она бросила на наш фронт и тыл подлейшее из орудий борьбы, ужаснейший из ядов — яд политический, яд большевизма, заразу анархии. Но сама стала жертвой нанятых ею для этой борьбы рабов».
Относительно рабов Михаил Константинович заблуждался, впрочем, как и кайзер Вильгельм со своим Генеральным штабом.
Большевики весь этот мир, в том числе и священную особу кайзера, рассматривали лишь как удобрение под государство будущего — их, большевистское государство. Не их (большевиков) дергали за ниточки из Берлина, а они расчетливо и решительно готовили погибель всем, кто не вписывался в их схему организации жизни. Количество крови значения не имело. К убиению предназначался весь мир имущих, да и изрядная часть неимущих тоже, если она не признавала систему организации жизни по их догмам.
Нет, это были не рабы. Это были величайшие ловцы душ, холодные распорядители сотен миллионов жизней, великие отравители сознания людей и убийцы самого жуткого закала — по убеждению.
Однажды Дитерихс сказал: «Знаете, чем раб отличается от господина? Раб не может смотреть дальше своего желудка, не только не может — не способен».
Незадолго до мировой войны один из лидеров кадетской партии соорудил толстеннейшую рукопись — «Последний самодержец. Очерк жизни и царствования императора России Николая II», — редчайшую по документированности и показаниям очевидцев и оснащенную множеством фотографий, большинство из которых ныне не сохранилось. По цензурным соображениям рукопись была напечатана в издательстве Эберхарда Фровайна в Берлине, под боком у Вилли, как называл Николай Вильгельма Второго. В Россию она практически не поступила — сначала по соображениям все той же царской цензуры, после — советской, куда более свирепоханжеской, нежели царская.
Социалисты-революционеры вселяли ужас в хозяев старой России. Знаток сыскного дела Л. П. Меньщиков писал:
«…Царское правительство всегда боялось более террористических ударов, чем массовых выступлений, но это факт… Вот почему страстным желанием руководителей сыска (охранки) всегда было провести своих людей в террористические организации».
Однако терроризм социал-революционеров сходит почти на нет после 1905–1907 гг.
Меньщиков поначалу бунтовал против власти. Потом на стороне власти давил революционеров и выслужился в большие чины, а ордена имел едва ли не самые первые. Затем опять двинул против власти, став грозой всех провокаторов. Его главная работа — «Охрана и революция» (в трех самостоятельных частях), издание общества политкаторжан и ссыльнопереселенцев в Москве. Умер 12 сентября 1932 г. в Париже[121].
Троцкий в очерке «Гартинг и Меньщиков» пишет:
«Разоблачение провокации Меньщиков начал осенью 1905 года, когда он, еще состоя на службе, послал партии социалистов-революционеров письмо с указанием на двух провокаторов: Татарова и Азефа, из которых впоследствии первый был убит, а второй скрылся. К «полной реализации данных о шпионах» Меньщиков приступил после того, как перебрался за границу. Здесь, как известно, он прежде всего открыл Бурцеву настоящее имя Гартинга, затем через Бурцева же сообщил социал-демократии о том, что в ее заграничной среде вращается провокатор Батушанский (он же Барит). Одновременно он открыл бундистам провокатора Каплинского, социалистам-революционерам — Зинаиду Жученко; он же, как сообщалось, разоблачил заслуженного агента охраны — Анну Егоровну Серебрякову. Осенью 1909 года Меньщиков передал специальным делегатам партийных центров списки агентов охраны, причем на долю российской социал-демократии пришлось 90 фамилий, на долю Бунда — 20, польских революционных партий — 75, социалистов-революционеров — 25, кавказских организаций — 45, финляндцев — 20. В числе многих других Меньщиков раскрыл одну из масок «Нового времени», бывшего судейкинского агента Владимира Дегаева, который под именем Полевого… состоит теперь секретарем русского консульства в Нью-Йорке.
…Он (Меньщиков. — Ю. В.) скинул с себя свои двадцать департаментских лет, точно вицмундир снял, и не видит причин прятаться от света, наоборот, всячески ищет гласности… Искренне это или лицемерно — не все ли равно? Ведь и лицемерие есть не что иное, как подделка порока под добродетель…»
Нет, наши предки были закваски покруче. Пушкину по мере сил пособлял Миллер — лицеист более позднего выпуска и чиновник канцелярии Третьего отделения, то бишь жандармского.
И ни один гэбэшник или осведомленный журналист не откроет имен предателей дружбы, доверия, провокаторов (ими напичканы партии и общественные организации — предательство стало выгодной профессией, кормит), не донесет до народа имен осведомителей, наушников (от этого наушничества ломаются жизни, раскалываются семьи, люди убивают себя…). Нет, бережем гной и отраву.
Предатели нынче в чести. А их бы каленым железом отделить от тела народа, вывести, выжечь — пусть корчатся, это их дело, но отучить людей от почета предательства, житья на горе других…