"Женевский" счет

Военно-Революционного Комитета, затем после его роспуска мне поручают сорганизовать орган борьбы с контрреволюцией — ВЧК (7 декабря 1917 года), председателем которого меня назначают.

Меня назначают народным комиссаром внутренних дел, затем, 14 апреля 1921 года, — и путей сообщения…»

Из письма Дзержинского от 27 мая 1918 г. (еще не провозглашен красный террор):

«…Я выдвинут на пост передовой линии огня, и моя воля: бороться и смотреть открытыми глазами на всю опасность грозного положения и самому быть беспощадным, чтобы, как верный сторожевой пес, растерзать врага…»

Вторник, 16 июля.

Утром Юровский приказывает увести в дом Попова Леню Седнева — племянника повара Седнева. Это очень обеспокоило узников.

В семь вечера Юровский вызывает Медведева и приказывает собрать у охранников пистолеты. Нужны двенадцать. Медведев приносит. Юровский предупреждает: ночью будем расстреливать Романовых, пусть команда не тревожится. Всех обойти и предупредить в десять вечера, не раньше.

После полуночи к парадному подъезду тихо подкатывает 4-тонный «фиат». За рулем — Сергей Люханов. Грузовик должен увезти трупы в лесное урочище Четыре Брата. Из кабины вылезают Ермаков и Ваганов.

Интернациональная команда в «доме особого назначения» готова. Судя по составу, народ к крови привычный и за восемь месяцев советской власти уже успел набить руку в мучительствах и казнях. И все же из 12 назначенных расстреливать двое отказываются «стрелять в девиц». Похоже, это «латыши». Вот они и остались в комнате по соседству, где уже ждал австриец Рудольф.

Юровский раздает оружие (пистолеты самых разных систем), у самого же Якова Михайловича — маузер («игрушка» по чину)[103].

«Интернационал» ждет. Царское семейство: Николай Александрович, Александра Федоровна, их дети Алексей, Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия — спит.

Все, нет больше у Господа ни секунды для Романовых. Все ниточки жизни узников вложил в руку Юровского, а тот отгадал волю Господа и сжал ниточки — не разожмешь кулак… Потому Юровский идет и будит Евгения Сергеевича Боткина. Доктор обходит Романовых: есть приказ коменданта всем быть одетыми. Нет на них уже у Господа благодати. И уже не люди они, а жертвы, почти тлен.

Жертвы умываются, одеваются. Юровский объясняет Боткину; имеется срочная необходимость в перемещении со второго этажа на первый. Дочери императора берут с собой маленькие подушечки, скорее всего, придется ждать. Демидова по привычке заботиться подхватывает большую.

Юровский приглашает всех следовать за ним: все мирно, спокойно. Бывший император обнимает сына и берет на руки: обострение, которое началось в апреле, так и не затихает. За Александрой Федоровной и дочерьми, красивыми, стройными юными девушками, спускаются Боткин, а также Харитонов, Трупп и Демидова. Через двор все заходят в полуподвальную комнату первого этажа, где до сегодняшнего утра размещались «латыши». Мебель загодя вынесена. В комнате около 24 квадратных метров.

Бывшая императрица просит принести стулья: Алексей из-за болезни стоять не может, да и самой ей нездоровится. Их приносят — ровно три: для бывшего императора, наследника престола и бывшей императрицы. Бывшие великие княжны отдают подушечки родителям и брату, так сидеть удобнее. И все отступают к стене. Кто облокачивается, кто стоит прямо… Анастасия и Демидова оказываются дальше всех — возле закрытой двери в кладовую. Демидова так и стоит с подушкой.

Меж тем в комнату входят семеро «латышей». Вряд ли среди них был хоть один латыш — с ним Юровский уж наверняка обменивался бы фразами по-русски. Здесь общий язык — немецкий. Обращают на себя внимание двое из них — в руках винтовки с примкнутыми штыками, учтен опыт: при расстрелах ловчее добивать. Эти, из пленных, умельцы что надо…

Что за оскорбительная и жестокая ирония! Враги России по мировой войне, бывшие пленные, по возрасту — юнцы пришли казнить императора России и его семейство — всю неохватную громаду верховной власти страны-противницы! Правда, по воле Ленина уже действует другая логика: с мировым капитализмом в обличье царя и его семейства расправляются угнетенные всех стран…

С этими угнетенными уже — и Никулин, и Ермаков, и Ваганов, и Медведев…

Трое «латышей» в комнате рядом, среди них — вестовой Юровского австриец Рудольф.

Таким образом, в комнате две группы людей, по 11 в каждой. Заключенные совершенно спокойны. А в самом деле, чего им бояться?..

Юровский выходит с Медведевым и приказывает послушать с улицы, как будут слышны выстрелы.

Юровский возвращается и после короткой паузы обращается к последнему императору и самодержцу Всероссийскому:

— Ваши родные хотели вас спасти, но это им не удалось. Мы вас сейчас убьем[104].

Николай Александрович не способен воспринять невероятно жуткий смысл этих слов — они не доходят до сознания. Никто из Романовых и обреченных с ними на смерть не издал ни одного стона или крика мольбы, не попытался спрятаться или сделать жест отчаяния. Никто не мог вместить в себя смысл сказанного.

Государь успевает лишь прошептать с явным недоумением:

— Что-что?..