Миша к тому времени был в Москве уже не последним человеком, обзавелся жизненным опытом, связями, успел даже срок отмотать за мошенничество. Зато вышел на волю уже окончательно своим в криминальном мире. Сейчас у них с Муромцем была и своя бригада ребят, и свои интересы в сфере молодого российского бизнеса. Он и сейчас-то привез Муромца в родной город не из ностальгических соображений, а чтобы свести его кое с кем из своих старых корешей, пробить некоторые мазы по сырью для алюминия.
На третий день радушного приема, оказанного им Мишиными друзьями, Ванька совсем окосел от местного гостеприимства: водка, черная икра, анаша, ласковые шлюхи с раскосыми восточными глазами. Миша оставил дружбана расслабляться в одиночку и отправился навестить предков.
Старый двор тоже ничуть не изменился. Даже ветвистую трещину на асфальте до сих пор не залатали. И велосипед «Орленок» все так же ржавел, примотанный цепью к дверце сарая. Папаша, как обычно, накинулся на Мишку с поучениями. Сын недолго выдерживал родительские тирады – вскоре сбежал покурить на балкон, рассеянно глянул вниз, во двор, и… пропал.
Там, внизу, развешивала выстиранное белье на протянутых веревках совершенно охренительная девчонка. У Чернецкого аж дух захватило, едва увидел тоненькую ломкую фигурку с гибкими руками, с длинными, покрытыми золотистым загаром ножками. Девчонка, в затрепанных джинсовых шортах и майке без рукавов, наклонялась к цинковому тазу, напрягая руки, выкручивала простыню, встряхивала ее, расправляя, и, подтянувшись на цыпочках, перекидывала через веревку. Ее светлые, чуть вьющиеся волосы взмывали золотой лавиной и плавно скользили по торчащим из-под майки лопаткам.
– Бать, это кто? – перебил разглагольствующего в комнате отца обомлевший Миша.
– Где? – Отец выглянул во двор, покосился на чудесное видение. – А, это библиотекарши дочка, Олька. Молодец девчонка, мать у нее все болеет, так она крутится, крутится целый день… А ты, Мишка, все же не перебивай, послушай…
Но Миша уже не слушал, спускался во двор. Надо же было разобраться, что за чудо такое объявилось в их старом замусоренном дворе. Он пересек палисадник, подошел к сушилке. Простыни и пододеяльники взмывали на ветру парусами, а девчонка стояла среди них, как Ассоль, и смотрела на Мишу строгими внимательными зелеными глазами.
– Это что же у нас за соседки такие красивые выросли? – шутливо начал Миша. – Привет, Олькин! Не помнишь меня?
– Помню, – кивнула она. – Вы – дядя Миша Чернецкий.