Жена-девочка

— Да, — отвечала первая собеседница, — там каждый может найти для себя подходящее общество, это не элита, которая так щепетильна в выборе друзей. Здесь нет никого — абсолютно никого — вне пределов аристократического круга. Эти жены и дочери лавочников, с которыми мы постоянно имеем дело, богатые и важные персоны, меня просто не выносят. Они думают только о своих королях.

— Да, это так.

— И я говорю тебе, Корнелия, что если только супруга пэра, или кто-то еще с титулом «леди» встретится им на пути, они запомнят об этом на всю жизнь и каждый день будут говорить о своих связях. Вспомни хотя бы этого старого банкира, о котором рассказывала мама и у которого мы обедали на днях. Он хранит одну из тапочек королевы в стеклянной коробке, и эту коробку он поместил на видном месте в гостиной, на каминной полке! И с каким удовольствием этот старый сноб рассказывает об этом! Как он пришел, чтобы приобрести это, сколько он за это заплатил и какую замечательную и ценную семейную реликвию он оставил своим детям — такую же снобистскую как он сам! Тьфу! Это поклонение вещам невыносимо! У американских лавочников нет ничего подобного. Даже самые скромные владельцы магазинов не опустились бы до такого!

— Верно, верно! — согласилась Корнелия, которая вспомнила своего отца, скромного владельца магазина в Поукипси, и она знала, что он также не опустился бы до этого.

— Да, — продолжила Джулия, возвращаясь к основной теме, — из всех городов мира мне нравится только Нью-Йорк. Я могу сказать о нем, как Байрон говорил об Англии: «Несмотря на все его недостатки, я все же его люблю!», хотя я думаю, что когда великий поэт сочинял эту строку, он, возможно, очень устал от Италии и от глупой Контессы Гуичьоли.

— Ха-ха-ха! — засмеялась кузина из Поукипси, — эта девушка точно ты, Джулия! Но я рада, что ты так любишь наш дорогой Нью-Йорк.

— Кто же его не любит, с его веселыми, приятными людьми, не унывающими никогда? У него есть много недостатков, я допускаю, плохая мэрия и процветающая политическая коррупция. Но это всего лишь пятна на коже общественной жизни, пятна, проступающие наружу, и рано или поздно они будут выведены. Его большое и щедрое ирландское сердце все еще не испорчено пагубными пороками.

— Браво! Браво! — закричала Корнелия, вскакивая с места и хлопая в ладоши своими маленькими ручками. — Я очень рада, кузина, услышать от тебя такие добрые слова об Ирландии!

Стоит напомнить, что она была дочерью ирландца.

— Да, — сказала Джулия в третий раз. — Из всех городов больше всего мне по душе Нью-Йорк! Я убеждена, что это самый прекрасный город в мире!

— Не торопись со своими выводами, любовь моя! Подожди, ты еще не видела Париж! Возможно, после посещения Парижа ты изменишь свое мнение!

Это сказала миссис Гирдвуд, войдя в комнату и услышав от своей дочери последнюю из хвалебных фраз в адрес Нью-Йорка.

— Я уверена, что не изменю, мама. Так же как и ты. Мы увидим в Париже то же самое что и в Лондоне, тот же эгоизм, те же самые социальные различия, то же самое поклонение вещам. Я думаю, все монархические страны одинаковы.

— О чем ты говоришь, дитя мое? Франция теперь республика.

— Хороша республика, с племянником Императора в роли Президента — точнее говоря, диктатора! Ежедневно, как пишут газеты, он урезает права граждан!

— Хорошо, дочь моя, но с этим мы ничего не можем поделать. Без сомнения, мы видим, как остужают горячие революционные головы, и Наполеон, наверное, имеет большой опыт в этом деле. Я уверена, что мы найдем Париж очень приятным местом нашего путешествия. Старинные титулованные семейства, чтобы не допустить новой революции, снова поднимают голову. Все говорит о том, что там вводятся новые правила. Мы не можем упустить такой шанс и должны познакомиться с некоторыми из них. И это отличает Францию от холодной аристократичной Англии.

Последняя фраза была сказана с горечью. Миссис Гирдвуд была в Лондоне уже несколько месяцев; она остановилась в отеле «Кларендон» — там, где останавливаются аристократы, но она не сумела войти в аристократическое общество носителей титулов.

В Американском Посольстве были с ней учтивы, оба — Посол и Секретарь, особенно последний, — отличались учтивостью ко всем, но особенно — к своим соотечественникам или соотечественницам, без различий в социальном положении. Посольство сделало все, чтобы американская леди могла путешествовать без бюрократических проблем. Но, несмотря на богатство и хорошее образование, несмотря на двух красивых девушек, сопровождавших ее, миссис Гирдвуд не могла быть представлена ко двору, поскольку ее родители и прародители не были известны там.

Безусловно, это препятствие могло было быть устранено при наличии протекции, но Американский Посол в те дни лебезил перед английской аристократией, намереваясь сам войти в клуб избранных, кроме того, он боялся скомпрометировать себя неудачной рекомендацией.

Мы не станем называть его имя. Читатель, знакомый с дипломатическими отчетами того времени, без труда поймет, о ком мы говорим.

Вот эти обстоятельства сильно огорчали честолюбивую вдову.