Жена-девочка

— Мы остановим его отступление! — воскликнула одновременно дюжина бойцов. — Разрешите нам потребовать приказ, чтобы выступить! Вперед, к его палатке, товарищи! К его палатке!

Невозможно было ошибиться, к какой палатке следует идти, и офицеры-гусары, продолжая кричать, устремились к шатру, другие же группы — за ними, и вскоре все они плотно обступили палатку главнокомандующего.

Несколько офицеров вошли внутрь, им удалось проникнуть туда благодаря громким словам и уговорам.

Но вот они вышли, и с ними вышел Георгий. Он выглядел бледным и наполовину испуганным, хотя, возможно, это был не просто страх, а сознание своей вины.

Но у него сохранилось достаточно присутствия духа, чтобы скрыть это.

— Товарищи! — сказал он, обращаясь к собравшимся. — Дети мои! Я надеюсь, что вы можете положиться на меня. Не я ли рисковал своей жизнью ради нашего общего дела — ради нашей любимой Венгрии? Я говорю вам, что нам нет никакого резона сейчас выступать. Это будет безумием и окончится плачевно. Мы здесь находимся в выгодном положении. Мы должны укреплять и защищать нашу позицию. Поверьте мне, это наше единственное спасение.

Его речь, столь убедительная и искренняя, произвела впечатление на мятежников. Кто мог сомневаться в этом человеке, хотя он и скомпрометировал себя в австрийском деле?

Но старый офицер, который привел их сюда, не остановился на этом.

— Ну что ж, тогда! — крикнул он, чувствуя, что они готовы сдаться, — тогда я буду защищать это вот так!

С этими словами он выдернул саблю из ножен и, схватив за рукоятку и лезвие, резким движением сломал ее о колено, а обломки бросил на землю!

Это был друг Розенвельда.

Его примеру последовали и другие, сопровождая это проклятиями и слезами. Да, сильные мужчины, старые солдаты, герои в этот день, в Вилагосе, плакали.

Граф снова поставил ногу на стремя, но тут раздался крик из-за пределов лагеря, который снова заставил Розенвельда остановиться. Все напрягли слух, стараясь услышать, кто кричал и почему. Кричал не наблюдатель, крик раздавался извне.

Вдали показались бегущие люди. Они бежали беспорядочно, группами, рассеявшись в длину на большое расстояние, их флаги волочились по земле. Это были остатки корпуса, героически защищавшего Темесвар. Их доблестный командир был с ними, в арьергарде, все еще сражаясь буквально за каждый метр и преследуемый кавалерией Рюдигера!

Старый солдат не успел еще пожалеть о том, что так поздно сломал свой меч, когда головной отряд переместился на улицы Вилагоса, и вскоре после этого туда вошла и последняя группа отступающих.

Это была заключительная сцена борьбы за Венгерскую независимость!

Впрочем, нет! Мы ведем хронику этих событий недостаточно последовательно. Была еще одна сцена — совсем другая, которая вошла в историю, и которая, несмотря на длительное время, прошедшее после этого события, вспоминается с грустью и болью.

Я не задавался целью написать хронологию Венгерской войны — героической борьбы венгров за независимость; их доблесть и преданность идеям Свободы не шло ни в какое сравнение с другими подобными войнами. Иначе мне пришлось бы детально описывать все уловки и отговорки, к которым прибегал предатель Георгий, чтобы обмануть предаваемых им героев и обеспечить свою безопасность, — предоставляю сделать это их бесчестным врагам. Я хочу только упомянуть о страшном утре дня шестого октября, когда тринадцать офицеров — руководителей этой борьбы, каждый из которых имел на своем счету немало побед на поле боя, были повешены, как обычные разбойники или убийцы!

Среди них был храбрый Дамджанич, повешенный несмотря на то, что уже лишился ноги; тихий серьезный Перезель; благородный Аулих; и, самое печальное, — блестящий герой Наги Сандор! Это был воистину ужасный акт мести — казнь через повешение героев, каких мир не знал прежде!

Какой контраст между этой жестокостью монархов, руководимых низменными чувствами и ненавистью к революционерам, и помилованием, которое в последнее время было даровано республиканцам — предводителям бунта безо всякой причины!

Майнард и Розенвельд не остались в стране и избежали участи жертв этого трагического финала. Графу грозила опасность на Венгерской земле — тем более, что она вскоре вошла в состав Австрии, — и с тяжелым сердцем оба революционных лидера обратили свои взоры на Запад, с грустью зачехлив свое оружие, которое уже не сможет пролить кровь предателя или тирана!

ГЛАВА XXVIII. В ПОИСКАХ ТИТУЛА

— Мне до-смерти надоела Англия — да, надоела!

— Но, кузена, ты говорила то же самое про Америку!

— Нет, только про Ньюпорт. И даже если я говорила, какое это имеет значение? Я жалею, что вернулась сюда. Куда-нибудь в другую страну, только не сюда, не к этим булям и бульдогам. Дайте мне Нью-Йорк или любой город в мире.

— Ах! Я с тобой согласна в этом — мне нравятся те же города, что и тебе.

Говорившей первой была Джулия Гирдвуд, а ее собеседницей — Корнелия Инскайп.

Обе они находились в прекрасных апартаментах — тех, что размещаются в гостинице «Кларендон», в Лондоне.