Жена башмачника

Лаура стала Энце лучшим другом, но не только. Обе они любили модную, хорошо сшитую одежду. Обе стремились к элегантности. Обе с одинаковой тщательностью относились к тому, что шили, – будь то шляпа или простая юбка. Они стонали в голос, когда Уокеры купили у посредника дешевый хлопок и все сшитые из него блузки пришлось выбросить. Они были настоящими труженицами, добросовестными и честными. Письма Энцы доказывали, что ценности, внушенные ей матерью, остались неизменными.

– Выглядишь ужасно, – сказала Лаура, вручая Энце бумажный стаканчик с обжигающим кофе, посветлевшим от сливок, в точности как Энца любила.

– Я устала, – призналась Энца, усаживаясь.

– Синьора Буффа снова нализалась?

– Да, – вздохнула Энца. – Виски – ее единственный друг.

– Мы должны тебя оттуда вытащить, – сказала Лаура.

– Ты не обязана решать мои проблемы.

– Я хочу помочь.

Лауре было двадцать семь, у нее за спиной была школа секретарей и работа по ночам в офисе. Это Лаура показала Энце, как заполнить бланки для приема на работу, куда пройти, чтобы сняли мерки для форменного фартука, где взять инструменты и как заслужить продвижение от оператора машины до мастера на отделке. Она учила Энцу, как заработать дополнительные деньги, взяв срочную работу во время аврала.

Лаура разломила надвое свежий гладкий пончик на пахте и дала Энце большую часть.

Энца произнесла на идеальном английском:

– Благодарю вас, мисс Хири.

– Прелестно, – рассмеялась Лаура. – Ты говоришь как королева.

– Сердечно благодарю, – ответила Энца с безупречной интонацией.

– Продолжай в том же духе, скоро к тебе и относиться будут как к королеве.

Энца рассмеялась в ответ.

– Готовься. Дальше я намереваюсь тебя учить, как отвечать на вопросы на собеседовании при приеме на работу.

– Но у меня уже есть работа.

Лаура понизила голос:

– Мы достойны чего-нибудь получше этой свалки. И мы всего добьемся. Но держи эти мысли при себе.

– Обязательно.

– А синьора Буффа еще ни о чем не подозревает, правда? Знаешь, они ведь именно так тебя и удерживают на железной койке в холодном подвале. Если ты не учишь английский, ты от них зависишь. Совсем скоро ты вырвешься из этой кошмарной ловушки.

Энца призналась:

– Я слышала, как она говорила ужасные вещи обо мне своей невестке. Думает, что я не понимаю.

– Ты видишь этих девушек? Милли Кьярелло? Отлично делает петли. Мэри-Энн Джонсон? Лучше всех на этаже владеет паровым прессом. Лоррен ди Камилло? Ей нет равных в отделке. Они знающие, усердные работницы, но у тебя-то подлинный талант. У тебя есть идеи. Ты придумала обшивать белую блузку витым шнуром, и магазины дважды заказывали новые партии, так блузки были популярны. Нам не нужны эти машины. Настоящие кутюрье все шьют на руках. Я как раз навожу справки, – шептала Лаура. – Мы можем получить работу в городе.

В городе.

Сколько бы Энца ни слышала эти слова, каждый раз у нее перехватывало дыхание от открывающихся возможностей.

Лаура родилась в Нью-Джерси, но всей душой стремилась в Нью-Йорк. Она знала поименно всех, кто построил себе дома на Пятой авеню, знала, где в Маленькой Италии найти лучшие канноли, где в Нижнем Ист-Сайде маринуют лучшие пикули и когда в Шведском коттедже в Центральном парке очередной раз дают шоу марионеток. А кроме того, Лаура знала свои права и как нужно просить о повышении. В мужском мире Лаура думала как мужчина.

– Ты правда считаешь, что мы можем получить работу? – нервно спросила Энца.

– Мы будем браться за любую работу, пока не найдем место швеи. Я могла бы работать секретарем, а ты – горничной. Представляешь нас в ателье на Пятой авеню?

– Почти, – взволнованно ответила Энца. Разговаривать с Лаурой – это было как рыться в ларце с сокровищами.

– Что ж, мечтай о великом!

Лаура нуждалась в товарище, который помог бы ей покорить Манхэттен. Семья поклялась отречься от нее, если она осмелится отправиться в город одна, но теперь, когда Энца была в игре, они могли сделать рывок к своей цели.

– Где же мы будем жить?

– Обязательно что-нибудь найдем. Существуют пансионы. Мы могли бы вместе снимать комнату.

– Как мне это нравится!

Энца побывала в гостях у Лауры и ее родных в Энглвуд-Клиффс. Большая семья жила в маленьком чистеньком домике, полном племянников и племянниц Лауры.

Почти каждые выходные Лаура отправлялась на Манхэттен на пароме, полюбоваться витринами. Особенно ее вдохновляли витрины на Мэдисон-авеню, полные хрустальных флаконов с духами, кожаных сумочек и серебряных перьевых ручек. Лаура представляла себя хозяйкой всех этих изящных вещей. Она останавливалась, чтобы восхищенно поглазеть на автомобили длиной чуть ли не в целый квартал, на светских дам в шляпах и перчатках, выходивших из этих авто и садившихся обратно при помощи швейцара. Она смотрела вверх на их окна и представляла, что живет в просторной квартире с тяжелыми портьерами, лежащими красивыми волнами, и картинами в рамах, украшенными резьбой и позолотой.