Жемчуг богов

— Хотел вола тебе дать, но не дам. Тебе он все равно без надобности. Наверх на нем не проехать, а тут уж до ущелья рукой подать. Ты ущельем иди, там тропа есть, я сам протоптал. И вот еще… — Наконец-то он решился сказать, ради чего догонял пришельца. — На-ка вот. — Он протянул Гету круглую серебристую пластину размером с ладонь. — Унеси куда подальше. Там нашел, давно. — Он указал в сторону гор. — Там еще попадаются эти, которые трем идолам поклоняются. Я-то видел, а Милосердные никак их не выловят. Да и не ходят они туда, Милосердные-то. Здесь не Твердыня, владыка далеко, а они и рады. Так вот и живем… — Заккар расстегнул кожаный пояс, на котором висел длинный кинжал в костяных ножнах, и бросил его к ногам Гета. — Возьми вот… Там наверху кошки водятся, камнями не откидаешься.

Он хотел еще что-то сказать, но вдруг пришпорил вола так, что тот взял с места в карьер, как боевой скакун, и Заккар с трудом развернул его мордой к дому.

Пластина оказалась на удивление тяжелой — не серебро и даже не белое золото, из которого чеканили монеты в Велизоре… И, глядя на ее сияние, Гет вспомнил, как блестит Корона басилеи, когда она шествует из дворца через площадь, полную народа, в Заповедный сад, куда, кроме нее, никто не смеет ступить, и даже покорные ей ветры стараются облетать его стороной. Теперь он понял, почему Заккар решил избавиться от такого сокровища. Ну что ж, он, Гет, отверженный рода Ольдора, неблагодарное дитя Велизора, а здесь, в Варлагоре — законная добыча палача, и ему уже давно нечего терять.

Едва заметная тропа исчезла совсем, подъем становился все круче, и каждый шаг давался все трудней. Порой казалось, что этот путь ведет прямо на небеса, туда, где не место живым и откуда нет возврата.

За пазухой зашевелился Малыш, явно интересуясь, нет ли поблизости какой-нибудь опасности, и может ли он вылезти. Ветер-ветерок, оказывается, поселился еще у прадеда Заккара или даже прадеда его прадеда — сам Заккар толком не знал. Никто не знал, от кого Малыш скрывался — сам он говорить не умел, только изредка можно было услышать его смех или всхлипывания, но все, что говорили ему, понимал прекрасно. В доме к Малышу так привыкли, что порой переставали замечать, поэтому он так быстро, за пару дней, привязался к Гету, который сделал для него ветряк с трещоткой, рассказывал ему сказки о древних богах и легенды о тенях безлюдных степей. Когда воздух рядом холодел, это означало, что Малыш пугался, но стоило замолчать, как он начинал трепать волосы, требуя продолжения рассказа. Он был ребенком, когда ему пришлось превратиться в ветер, и остался им навсегда.

То, что он не один, Гет обнаружил уже после того, как преодолел первый подъем, когда сидел возле угасающего костра, и глаза его заволакивала пелена сна. Сквозь дрему ему показалось, что угли то разгораются, то меркнут, как будто кто-то их раздувает. Почуяв опасность, Гет мгновенно поднялся на ноги, выхватив из костра последнюю горящую головню, и глаза, светящиеся в ночи, погасли, а от скал отразился многоголосый мяв. Когда все стихло, он увидел Малыша — комок пушистого тумана, клубящийся у его ног.

Скальные уступы сменились осыпью, а холодное солнце уже прижалось к окраине неба, собираясь закатиться в огненные недра земли, чтобы набраться там завтрашнего тепла. Надо было спешить, чтобы засветло подняться на седловину между двумя вершинами. Там даже росло одинокое дерево, первое за три дня пути и, наверное, уже последнее… Под ногами предательски качались булыжники, норовя соскользнуть вниз, и смотреть надо было, прежде всего, под ноги. Гет не сразу заметил, что за ним наблюдают. Может быть, не заметил бы этого никогда, если бы не Малыш. Сверху уже летел дротик, когда Малыш, вырвавшись из-за пазухи, метнулся ему навстречу. Порыв ветра отклонил наконечник в сторону, и дротик со звоном ударился о камень, трех шагов не долетев до цели.

Два человеческих силуэта замерли на фоне заходящего солнца. Один из горцев стоял, удивленно раскинув руки, а второй уже направил на путника новое острие. Увернуться было невозможно — любое резкое движение, и булыжники покатятся вниз, увлекая его за собой. Горец уже отвел руку для броска, но Малыш снова бросился вперед, чуть не сорвав с него козлиную шкуру. Еще несколько секунд передышки, еще несколько осторожных шагов вперед и вверх… Теперь острие не минует цели. Малыш слишком слаб, чтобы сбить с ног взрослого мужчину. Горец расставил ноги пошире и слегка наклонился вперед…

Гет сперва сделал, а потом подумал: он выхватил из поясной сумки сверкающую пластину, подарок Заккара, поймал солнечный зайчик и направил его прямо в прищуренный глаз дикаря. Он хотел лишь ослепить противника в момент броска, но горец, увидев солнечное отражение, просто уронил копье и скрылся. А его соплеменник исчез мгновением раньше, как только увидел, что у пришельца в руке.