Желтый Кром

По другую сторону от Генри Уимбуша светилось серьезное, ясное, как луна, розовое детское лицо Мэри Брейсгёрдл. Ей было уже почти двадцать три, но никто бы не предположил этого. Короткие волосы, остриженные «под пажа», обрамляли щеки золотым колоколом. Голубые, фарфоровые глаза смотрели с наивным и часто недоуменным интересом.

Рядом с Мэри сидел маленький худой человек, прямой и напряженный. По внешнему виду мистер Скоуган напоминал птерозавра третичного периода. У него был похожий на птичий клюв нос, темные глаза блестели, как у малиновки. Однако ничего мягкого, или изящного, или легкого, как птичье перо, в нем не было. Кожа морщинистого смуглого лица суха и похожа на чешую, руки — как крокодильи лапы; движения ошеломляюще быстры, как у вспугнутой ящерицы; голос тонок, как флейта, визглив и сух. Школьный товарищ Генри Уимбуша, одного с ним возраста, мистер Скоуган выглядел значительно старше и в то же время по-юношески живее, чем благородный аристократ с лицом, похожим на серый котелок.

В противоположность мистеру Скоугану, напоминавшему вымершую рептилию, Гомбо был прежде всего человек. В старинных книгах по естественной истории, которые издавались в тридцатых годах девятнадцатого века, он мог быть изображен на гравюре, олицетворяя собою тип хомо сапиенса, — честь, которой в те времена, как правило, удостаивался лорд Байрон. В сущности, будь волосы у него длиннее, а воротник — короче, он бы действительно казался человеком байронического типа, даже более чем байронического, ибо он был провансалец по происхождению, черноволосый молодой корсар тридцати лет, со сверкающими зубами и горящими большими черными глазами. Дэнис смотрел на Гомбо с завистью. Он завидовал его таланту: если бы он писал стихи так, как Гомбо картины! Более того, сейчас он завидовал его внешности, его энергии, естественной манере держаться. Удивительно ли, что он мог нравиться Анне? Нравиться? Возможно, даже хуже, грустно подумал Дэнис, шагая рядом с Присциллой по длинной террасе.

Подойдя ближе, они увидели между Гомбо и мистером Скоуганом низко опущенный шезлонг. Гомбо с оживленным лицом склонился над ним; он смеялся, быстро жестикулировал. Из глубины шезлонга доносился мягкий беззаботный смех. Услышав его, Дэнис вздрогнул. Этот смех — как хорошо он знал его! Какие чувства он пробуждал! Он ускорил шаг.

Анна полулежала в низком шезлонге. Ее длинное стройное тело расслабилось в позе ленивого изящества. Лицо в рамке светло-каштановых волос выглядело почти кукольным. Порой она и казалась не более чем куклой, когда ее овальное с бледно-голубыми глазами и длинными ресницами лицо ничего не выражало, превращаясь в бесстрастную восковую маску. Анна была племянницей Генри Уимбуша. Взгляд человека в котелке передавался в роду Уимбушей из поколения в поколение, наделяя женщин пустыми кукольными лицами. Однако сквозь эту кукольную маску, как веселая танцевальная мелодия на фоне ритмических басовых ходов, проступала и другая наследственность: внезапный смех, легкая ирония и живая игра лица — отзвук быстро меняющихся настроений. Сейчас, когда Дэнис смотрел на нее сверху вниз, она улыбалась своей кошачьей, как он называл ее, без особых, впрочем, оснований, улыбкой: губы сжаты, на щеках две маленькие складки. Загадочность чуточку злобного удовольствия пряталась в этих складках, в морщинках вокруг полузакрытых глаз, в самих прищуренных глазах, блестящих и смеющихся.

После нескольких приветственных фраз Дэнис нашел свободный стул между Гомбо и Дженни и сел.

— Как вы поживаете? — громко спросил он у нее.

Дженни кивнула и улыбнулась, сохраняя таинственное молчание, словно состояние ее здоровья было секретом и не подлежало разглашению.

— Какие новости в Лондоне с тех пор, как я уехала? — спросила Анна из глубины своего шезлонга.

Минута наступила: удивительно забавный отчет будет сейчас представлен.

— Ну, — сказал Дэнис со счастливой улыбкой, — начать с того, что…

— Присцилла говорила вам о нашей замечательной археологической находке? — спросил Генри Уимбуш, подавшись вперед. Рассказ, на который возлагались самые большие надежды, был погублен в зародыше.

— Начать с того, — в отчаянии повторил Дэнис, — что балет…

— На прошлой неделе, — мягко и неумолимо продолжал мистер Уимбуш, — мы раскопали пятьдесят ярдов деревянных дренажных труб. Просто дубовые колоды с выдолбленной сердцевиной. Необычайно интересно. Были ли они уложены монахами в пятнадцатом веке или…

Дэнис слушал в мрачном молчании.

— Поразительно, — сказал он, когда мистер Уимбуш закончил. — Просто поразительно.

Дэнис взял еще один ломтик кекса. Теперь ему даже не хотелось рассказывать про Лондон. Настроение было испорчено.

Между тем серьезные голубые глаза Мэри вот уже некоторое время смотрели на него.

— Что вы в последнее время пишете? — спросила она.

Что ж, неплохо будет побеседовать немного на литературные темы.

— О, стихи, прозу, — сказал Дэнис. — Ничего особенного.

— Прозу? — встрепенулся, услышав это слово, мистер Скоуган. — Вы пишете прозу?

— Да.

— Не роман ли?

— Да.