Жёлтая линия

— Кажется, ничего страшного, — сказал я, чтоб не пугать его. — Держись за меня, пойдем искать Медиков.

— Медиков, — заторможенно кивнул Нуй. — А где все наши?

— Идем, Отон-Лид только что объявил общий сбор.

— “Крысолов”!.. — снова донеслось из дыма.

Отон-Лид хмуро оглядел нас, пересчитал. И с досадой плюнул под ноги. От “Крысолова” осталось двенадцать человек. Где остальные — разбежались, покалечились или погибли под копытами, — этого не знал никто. Четверо из уцелевших были ранены, один из новичков сначала стоял ровно, затем вдруг покачнулся и рухнул лицом вниз. Его подняли, поддерживая под руки.

— За мной! — прорычал Отон-Лид.

Мы побрели сквозь разоренную базу. Новенькие свежеотстроенные улицы развалили не танки и самолеты, а стадо травоядных животных. Безмозглые чудища устроили взбучку великой и могучей Цивилизации — это было для меня непостижимо.

Потом я увидел покореженные ворота лагеря для пленных. На ровненьких дорожках среди бараков и скамеек не было ни единого человека. Коровы поломали заборы, и пленные ивенки воссоединились со своим народом. Собственно, в этом и заключался смысл сегодняшнего налета.

Возле главных ворот базы разрушений вообще не было. Оно и неудивительно.

Здесь тройным кольцом стояли танки и штурмовики. Все они оберегали штабную колонну, так некстати прикатившую в наши места. Из вездеходов выглядывали испуганные обладатели высоких холо. Я искал глазами Щербатина, но безуспешно.

Постепенно подтягивались другие команды — потрепанные, ошалелые, поредевшие. На свободном участке раскладывали свое скудное имущество полевые медики. Я отвел к ним Нуя и бережно усадил его на перевернутый ящик.

Всех, кто мог ходить, не шатаясь, отправили прочесывать территорию — собирать раненых и убитых, а также оружие и прочее барахло, которое разбросали охваченные паникой цивилизаторы.

Несколько команд усадили на вездеходы и послали в лес, чтобы вернуть разбежавшихся союзников. Без ульдров сейчас было не обойтись, после налета база оказалась катастрофически завалена мусором.

Я со злорадством подумал, что начальству придется поискать другое пристанище. Наш поселок, провонявший гарью и залитый кровью, теперь мало подходил для спокойной и уютной жизни.

Я тащил на плече складные носилки. Первое время попадались только убитые, мы их не трогали. Потом мы услышали ритмичные металлические удары из-за покореженного барака. Там валялся обугленный антротанк, стуча сам себя клешней по боку. Видимо, у него все перегорело, кроме этой клешни, и других способов позвать помощь он не имел.

Бойцы окружили танк и ухватились за край помятой конусообразной башни, чтобы перевернуть ее, добраться до люка и вытащить оператора.

— Стойте! — крикнул кто-то. — Тут еще один!

В самом деле, между башней и стеной домика кого-то зажало — наружи торчали лишь две ноги в грязных изорванных штанах.

В этот момент меня словно кольнули в самое сердце. Я еще не видел лица, но уже знал…

— Взялись! Еще! — Тяжелый корпус танка покачнулся и откатился в сторону.

Кто-то тут же начал ножом выковыривать крышку люка.

— Щербатин, — тихо позвал я, склонившись над придавленным человеком. — Ты меня слышишь?

Он не отвечал. Я потрогал лоб — теплый. Попробовал найти пульс, но не нашел. В голове теснились какие-то глупые размышления: может ли погибнуть Щербатин, будучи тыловым комендантским служащим, логично ли такое?

— Ну что там, живой? — спросили меня. — Если нет, оттаскивай — мешает.

Щербатина схватили за руку и поволокли в сторону, и в этот момент он вдруг дернулся и коротко вскрикнул.

— Живой! — Я бухнулся на колени, судорожно разбирая носилки. — Помогите кто-нибудь!

Когда Щербатина перекатывали на носилки, он снова вскрикнул. Его глаза в этот момент открылись — они были совершенно ясными.

— Колониальные войны, — пробормотал он. — Любопытно…

***

В больнице витала атмосфера беды и боли. Собственно, это была и не больница, а просто место для хранения полуживых человеческих обрубков. Для временного хранения. Такая же казарма, только тоскливая и тихая.

Я долго ходил вдоль рядов кроватей, пока искал Щербатина. Обитатели лазарета смотрели на меня с полным равнодушием. Персонала здесь почти не было, я увидел лишь двух хромых санитаров — бывших бойцов.

Щербатин неподвижно лежал под серым одеялом, водя глазами по сторонам.

Увидев меня, он напрягся, словно хотел встать, протянуть руку, улыбнуться. Но так и не встал, и не улыбнулся.

— Ни один не пришел, — едва слышно проговорил он. — Сколько их ко мне переходило, пока здоровенький был, — и командиров, и начальников… Никто не пришел. Я просил, я передавал, чтоб зашли. Бесполезно.

— Как ты? — спросил я, присаживаясь на край кровати.

— Уже никак. Ничего не чувствую, что-то с позвоночником. И кости — в крошево. Только язык и шевелится.

— И ничего нельзя сделать?

— Наверно, можно. Только не по моим доходам. Медики честно сделали все, чтобы я не умер. Остальное — мои проблемы.

— Остальное — это что? Куда теперь тебя?