Я подхватил свой рюкзак и положил его на кровать, чтобы проверить, что внутри есть все необходимое. Помимо сменной одежды, ноутбука и зубной щетки, я также захватил небольшую баночку соли, несколько бутылок меда и кожаный дневник, в котором содержались все мои исследования о фейри. Достав его, я открыл чистую страницу и начал записывать:
Затем немного подумал, постукивая ручкой по бумаге, и дописал:
А чуть ниже:
Моя рука дрогнула, когда видение Оракула снова всплыло в памяти: мое мертвое тело у ног Киррана. Он хоть и был весь заляпан кровью, но выглядел вполне невредимым. Замечание Аннуил о цене, которую платят фейри, желающие обмануть смерть, внезапно навело меня на мрачную мысль.
Я покачал головой и захлопнул дневник. Нет, я не стану об этом думать. Это видение может значит что угодно. Даже если мне и правда суждено умереть, то что я должен делать? Уйти? Отказаться помогать Киррану и Аннуил? Бросить его на произвол судьбы, чем бы он там ни занимался? Я не мог так поступить. Он был частью моей семьи. Я был обязан помочь ему, Аннуил и даже Меган.
Я убрал дневник в рюкзак и повернулся к Аннуил, все еще сидящей на кровати.
– Пошли, – сказал я, и летняя девушка удивленно посмотрела на меня. – Я умираю с голоду. Прежде чем отправиться на рынок, полный кровожадных гоблинов, я хочу позавтракать.
Мой телефон молчал все утро. За исключением одного раза в кафе, когда мне позвонил разгневанный отец, потому что я не сообщил им с матерью, что добрался до Нового Орлеана в целости и сохранности. Я раздумывал позвонить Кензи, но каждый раз отказывался от этой затеи. Она, наверное, все еще злится на меня. К тому же сейчас она, скорее всего, прогуливается по улицам Нового Орлеана со своей семьей. А мое присутствие только все усложнило бы.
И тем не менее я поймал себя на том, что смотрю в окно маленькой кофейни в попытке выловить из толпы девушку с голубыми прядями в волосах. Даже сейчас, когда до перехода на улицу, кишащую опасными фейри и запрещенными предметами, оставались считаные часы, я не мог перестать думать о ней. Я задавался вопросом, захочет ли она вообще быть моей девушкой после этого. Но если быть плохим парнем означало обеспечить ее безопасность, то я готов встретиться с гневом Кензи лицом к лицу. Может быть, она не сможет с этим смириться. Она может даже расстаться со мной, и это, что самое печальное, вероятно, будет к лучшему.
Я задумчиво потягивал кофе. Напротив меня, обхватив обеими руками чашку с чаем, Аннуил безучастно смотрела в окно. Я взглянул на нее и нахмурился. Мне совсем не понравилось, что солнечный свет будто проходит сквозь нее, делая ее почти прозрачной. Я мог разглядеть на кафельном полу свою тень, сгорбившуюся над чашкой, но ничего не видел на сиденье напротив меня.
– Эй, – тихо позвал я, чтобы не напугать окружающих нас людей. – Аннуил. Поговори со мной.
Она моргнула, возвращаясь к реальности.
– Хм-м?
Я должен был разговорить ее, заставить вспомнить что угодно. Если она начнет угасать прямо здесь, в кафе, я буду походить на психа, когда вскочу и начну орать на пустое место. В худшем случае кто-нибудь просто вызовет полицию.
– Расскажи мне что-нибудь о себе, – попросил я, и Аннуил озадаченно взглянула на меня. – Чем ты занималась в Летнем Дворе?
Она нахмурилась. Похоже, ей было трудно вспомнить прошлое.
– Летний Двор, – медленно, запинаясь, начала она. – Я… теперь мало что помню. Деревья и солнечный свет. Музыку. Думаю, я была там счастлива. – На последнем предложении ее голос стал тоскливым и очень грустным, и я сменил тактику.
– Как Киррану удалось привлечь твое внимание? – поинтересовался я. – Он рассказывал мне, что однажды, в Аркадии, ты натравила на него целую стаю ундин.
– Ундины, – повторила Аннуил. Внезапно ее глаза потемнели, а на лицо опустилась тень, когда она уставилась в свою чашку. – Я помню тот день, – пробормотала она, совершенно не похожая на себя: величественная, мрачная и страдающая от чувства вины. – Кирран всего лишь пытался поговорить со мной и… а я чуть не утопила его.
– Что произошло?
Она выводила круги по краю своей чашки – очень человеческий жест, выдающий смущение.