Подошедший Станил указал на свободные нары на втором ярусе, по соседству с которыми разместились он и Добрила. Довольный Ладислав, кинув вещи, тут же полез вверх обследовать свою койку. Судя по его довольному виду, и по тому как он начал на ней кувыркаться она ему явно понравилась. В отличие от меня, я просто стоял в ступоре и рассматривал свой лежак. Мало того, что матрас был грязный, почти черный, но еще на нем наличествовали такие характерные желтоватые пятна.
— Похоже, тот, кто здесь спал, страдал недержанием мочи?
— Что, ссался? — с любопытством спросил Крук. Около меня и злополучного матраса быстро скопился почти весь барак.
— Здесь раньше Спытек спал, — выдал Крук свое заключение.
— Вовсе я не ссался! — тут же отозвался весь покрасневший Спытимир. — Если хотите знать, то такое с пятнами ложе мне досталось уже от Гудя, а он переселился подальше от входа, к боковой стене избы.
— Что ты врешь, Спытек, — Гудь так подобрался и оскалился, что казалось готов вот-вот наброситься на Спытека с кулаками. — Сам все пообоссал, а теперь на меня наговариваешь!
— Успокойтесь оба! — авторитетно так, басом, заявил Здеб.
Он, кстати говоря, парнем был весьма таким решительным. Являлся не только физически сильным, пожалуй, что сильнее всех своих ровесников, но и, что не менее важно, он был одним из лучших стрелков из лука. Конечно, по дальности стрельбы сравняться со взрослыми мужиками он еще не мог, потому как натянуть до отказа взрослый лук для четырнадцатилетнего подростка несмотря на его силу, все равно являлось делом проблематичным, но по меткости — что по мишеням, что по птицам он стрелял лучше всех из нас. Из Дивислава стрелок из лука был тоже неплохой, но до Здебора недотягивал, впрочем, особых поводов расстраиваться здесь не было, до Здеба никто из ровесников не дотягивал, а в меткости он и многих взрослых и опытных лучников обходил.
— А постирать, Спытек, не судьба была? — обратился к бывшему владельцу спального места.
— Да я … — замялся парень, — как-то некогда все было, а потом я их, пятна, уже и не замечался. Но я не ссался!!!
— Если хочешь, давай поменяемся? — влез в разговор брательник. — Мне все равно на чем спать. Тем более, видно, что пятна старые.
— Тороп, твоя лежанка ненамного лучше моей. Лучше давай-ка мы снимем все, тряпки простирнем, а солому новую набьем, возьмем у твоего отца.
— А что? Давай! — загорелся Ладислав и тут же, с ловкостью обезьяны, соскочил с нар.
Нашему примеру решили последовать и Станила с Добрилой. Остальные старожилы сделали вид, что с их лежаками все в полном порядке и они чисты, как слеза младенца. А когда мы уже выходили с матрасами и подушками на улицу, нам вслед донесся комментарий Гудя:
— Чистоплюи, ху…вы! К мамкам свои идите, — Ладислав со Станилой подорвались было ответить, но я их удержал.
— О чем вам говорить с этим зассанцем? Нравиться некоторым на вонючих лежаках спать, пускай и дальше этим занимаются, не мешайте им получать от этого удовольствие.
Мои слова Гудь услышал, что-то там забубнил в ответ, но мы его уже не слышали. Сначала вытряхнули из матрасов и подушек полусгнившую солому, потом, прихватив наволочки, пододеяльники направились из града к реке.
Хорошо хоть, что сейчас была возможность выбрать лежанку на втором ярусе, да подальше от дверей и прочей «вентиляции», зимой на первом ярусе будет, мягко говоря, весьма прохладно. А ведь уже этим летом, после Ивана-Купалы и инициации, сюда переедут оставшиеся еще четыре тринадцатилетних подростка из «младшей дружины», а к восьми оставшимся двенадцатилетним добавятся входящие в возраст пять подростков. А у нас тут, в Дружинном доме, Станила с Добрилой получаются самые младшие, им еще только по двенадцать лет, и если бы не происшествие на охоте, сюда они должны были заехать только в следующем году. Гудю — пятнадцать лет, остальным старожилам Дружинной избы — Здебу, Круку, Святу, Спытеку — по четырнадцать лет.
Возвращались все вчетвером обратно в барак уже ближе к вечеру, весь день, просушивая у реки на жарко припекающем солнце выстиранное постельное белье. Все пять барачных постояльцев оказались на месте — трое тренировались битве на копьях, тыкая друг в друга тупыми палками, Здеб стрелял по мишеням из лука, а Гудь в бараке готовил на всех какое-то малоаппетитное варево. Продуты нам, неполноценным воителям (ни жены, ни дома, ни хозяйства), обитателям Дружинного дома, регулярно выделялись общиной. Ну и на том спасибо! Правда, меня смущал повар. Он не столько варил, сколько ел из горшка — постоянно мешал, постоянно пробовал, съел таким макаром, наверное, уже целую порцию. Это я за ним исподтишка наблюдал, когда раскладывал на нарах свой матрас с подушкой.
Наконец матрасы разложили, принесенные с собой вещи тоже нашли куда пристроить и ужин приготовленный шеф-поваром Гудем тоже подоспел. Затем вместе со всеми хлебал фирменный то ли суп, то ли кашу Гудя.