Он показался внизу, во дворе. Шагал своим обычным широким, уверенным шагом, отдавал приказания, размахивал руками. Сверху было видно, как поредели волосы на макушке. Словно почувствовал ее взгляд, поднял голову, столкнулся с ней глазами. Тут же отвернулся, словно не заметил. Все чаще князь ссорился со своими рыцарями, даже с близкими соратниками, становился с окружающими все надменнее и грубее. Как корабль, отбывающий в плавание, из которого не собирался вернуться, он обрубал один канат привязанности и дружбы за другим. То, что казалось меж ними стальной цепью, порвалось легче осенней паутинки.
Дни тянулись, отцветал миндаль, приходили и уходили милые весенние праздники – День Святого Духа, торжество Троицы, Праздник Тела и Крови Христовых и самый любимый – Праздник Святейшего Сердца Иисуса, отмечающий любовь Бога, человеческую благодарность за нее и за дарованное праведникам спасение. Лимонное дерево сначала цвело, а затем плодоносило. Божий мир понапрасну был благолепен и пригож, бессмысленно уходящие дни – благоуханны и прекрасны.
С началом жарких, сухих дней принялись гореть в округе подожженные леса. На горизонте стелился дым, ветер доносил запах гари до городской цитадели. По землям Антиохии рыскали отряды сельджуков, осмеливались появляться едва ли не у самых городских укреплений.
И в самые мирные времена окрестности города не подходили для беззаботных одиноких прогулок, а в этом году из-за вооруженных шаек бедуинских, туркменских и сельджукских мародеров егеря не решались выезжать на охоту, страждущие откладывали паломничества, купеческие караваны покидали надежные пределы лишь под защитой крупных вооруженных отрядов, вилланы трусили вспахивать поля. В каждой пещере, за каждой грядой могла прятаться разбойничья банда, из-за любой скалы грозила вылететь стрела.
Зимой Нуреддин нацелился захватить Апамею, перекрывавшую сообщение между Алеппо и Дамаском. Княжество словно сдавливало меж двумя жерновами вражеских эмиратов. Раймонд поспешил на выручку Апамее.
Окрестные земли были знакомы Пуатье как собственная ладонь, но разведка у мусульман была поставлена лучше, чем у антиохийцев, поэтому чаще, чем франки нагоняли врага, сарацинские шайки подстерегали рыцарей врасплох среди холмов. Вот и сейчас конный вражеский отряд неожиданно появился из-за склона горы. Сельджуки осыпали дождем своих отравленных стрел и пустились наутек. Это была их всегдашняя тактика – мнимое отступление, призванное рассеять рыцарей по местности и утомить закованных в железо франкских лошадей, несущих тяжелых седоков. Измотав преследователей, тюрки неожиданно разворачивались и кидались в атаку, зачастую с помощью затаившихся свежих подкреплений, пытаясь взять верх своим количественным перевесом, потому что один на один даже лучшие их воины – курдские и тюркские эмиры, закованные в подражание франкам в кольчуги, – с рыцарями тягаться не могли. Но на этот раз враг допустил просчет – отступление разбойникам преградили скалы и крутой овраг.
Звучный рог протрубил атаку, рыцари грохнули щитами, подняли копья, склонились к конским гривам и понеслись, слившись со своими скакунами в единый таран. Они мчались сплошной железной массой, стремя к стремени, колено к колену, выставив длинные копья, морским валом сметая все на своем пути. Сарацинский сброд тут же кинулся врассыпную. Некоторые тюрки бросались прямо в пропасть, в спины им врубались запущенные вослед топорики-франциски, многие сельджуки спрыгивали с лошадей, прятались среди камней и кустарника, но и там их доставали франкские пики.
Раймонд уверенно настигал беглецов. Давно он не чувствовал любимого подъема битвы. Он громко хохотал и быстро вертел над головой меч. Многие мамлюки спрыгивали с коней, кидали оружие и вздымали руки в мольбе о пощаде, некоторые не оглядывались, даже когда их настигало тяжелое дыхание его коня, лишь вжимали голову в плечи. Пуатье слегка нагибался с седла и рубил их одного за другим сквозь их кожаные доспехи, каждым плавным ударом отделяя души от тел, а головы от плеч. Краем глаза, сквозь текущий пот, в узкие прорези шлема Раймонд видел, что рядом и позади него точно так же расправлялись с неприятелем его товарищи. Путь франков по долине был отмечен поверженными, недвижными телами. Несколько тюрков успели добежать до скалы и обернулись, решив продать свою жизнь подороже. Франки не спеша приблизились к ним, многие из басурман громко молились. Раймонд тяжело дышал, рядом сопел верный Аршамбо, с другой стороны внутри шлема весело и гулко чертыхался счастливый первым боевым крещением Юмбер.