Железные франки

Достойная смерть, хорошая смерть, правильная смерть, смерть в бою все изменила для рыцаря и искупила все его грехи и ошибки. Потеряв на земле Господню милость, уважение и доверие франков, любовь супруги, победу и честь, Раймонду надо было потерять еще и голову, чтобы подняться, ослепительно прекрасным и торжествующим, в небеса, подобно кораблю, обрубившему последний канат, связывающий его с грешной твердью, чтобы отплыть прямиком на закатное солнце.

Как обещал, рыцарь дошел до самого края, где земля соприкасается с небом.

Потерянная душа Констанции неудержимо неслась над непроглядной чернотой и ледяной пустотой, стремительно низвергалась в неведомую пропасть, проваливалась сквозь ледяной мрак. В тоске и муке душа пыталась ухватиться за что-нибудь, лишь бы остановить падение, но ухватиться было не за что и нечем. У нее не осталось ни тела, ни заслуг, ни цели, ни Божьего попечения, лишь одно отчаяние. Вокруг царила беспощадная, страшная, кромешная мгла.

Душа рыдала, сокрушалась и молила о милосердии. И внезапно в недосягаемой дали появился слабый, едва заметный свет крохотной звезды. Ее манящий блик становился все сильнее, он призывал к себе, словно защищая от безысходной скорби и обещая надежду.

Констанция устремилась к свету, сулившему утешение, искупление и возрождение.

Вечер был жаркий, душный, со двора назойливо благоухал жасмин. Где-то играла музыка, у соседей звенела посуда.

На верхней крошечной площадке уличных ступеней с рыком остановился мотоцикл, его слепящая фара на секунду уперлась в окно Ники и погасла. Мужской баритон что-то уверенно говорил, ему отвечал женский смех. Уличный фонарь подсвечивал листву, как декорацию, вокруг бестолково метались мотыльки, тюлевая штора колыхалась театральным занавесом, скрывающим веселую и беззаботную, чужую, настоящую жизнь.

Голоса затихли, только звонкое эхо шагов раздавалось во внезапно повисшей тишине – кто-то спускался по каменным уличным ступеням, приближался к ее двери. Сердце Ники замерло: шаги звучали, как шаги Итамара. Но мужская тень проскользнула мимо ее окна, и где-то в самом низу улицы с гулким стуком захлопнулись железные ворота. Итамар больше никогда не спустится по этой лестнице, свой последний шаг он сделал где-то в Ливане, недалеко от оливковой рощи, которую Хизбалла потом назвала Парком Освобождения.

Ника вернулась к ноутбуку, сквозь слезы разглядывая текст на экране. Соединять слова во фразы, а фразы в рассказ о давно отвоевавших и уже бесследно исчезнувших людях, не жалевших ради этой земли ни себя, ни других, оставалось единственным, что придавало жизни смысл.