Жду, надеюсь, люблю...

Они шагали в магазин, мама попросила.

Слава тотчас приободрился. Тэк-с, господа… Давненько он не был в походе! А брат явно хочет дружить. Мама обрадуется. Слава очень любил мать, нежно и преданно, несмотря ни на что: на отчима, которого ненавидел и презирал, на мамино отступничество — старшего сына отдала сестре! — на заботы дядьки и тетки, которые так старались перебить мать… Мама все равно всегда оставалась в сердце Славы самой доброй, ласковой и близкой, ничем не замутненной и не запятнанной.

— Замечательная идея! — одобрил он брата. — Уже лето начинается.

Справа строился огромный дом. Окна — черные дыры, внутри все пусто, а в каждом пустом окне горело по разноцветной неонке. Фантастика какая-то, будто с картин сюрреалистов. Как такое устроили? А главное — для чего, и что дальше будет по мере строительства? Психоделическая новостройка…

— А вот тут неподалеку мой сокурсник живет, — сказал Слава Ивану. — Хороший парень, только пил много и допился до инсульта. Теперь инвалид второй группы.

— Вот видишь, до чего доводит алкоголь! — удивительно важно заявил Ванька.

— Ну, ясен пень… — согласился Слава. Ибо верно, доводит…

Но интонация брата Славе опять не нравилась. Что-то раздражать ты меня, Вантос, начал, сказал он себе честно. Что за поганые менторские ноты, что за высокомерные жесты, что ты вообще меня поучать вздумал? Кто ты такой?! Ты меня на три года моложе, а уже мне пальцем перед рожей машешь…

И вот тут Слава задумался. Ванька сказал, что вообще не пьет. А как сие понимать?

Были у Славки в жизни периоды, когда он тоже совсем не пил. Ни грамма. Демонстративно. Как байронист. И то время, как ни парадоксально, оказалось самым ужасным в его пока еще недолгой жизни — именно тогда его избили в подземном переходе. Жестоко и долго обижался Славка на Господа за то, что Он допустил этакое: чтобы так замочили Славку Бычкова! И только теперь осознавал глупость своих обид на Господа, Который за людей добровольно пошел на страшнейшие муки, нездешний страх и прошел через смерть…

А правда ли все это, что написано в Библии? — спросил себя как-то Слава. И сам себе ответил: но этого ведь нельзя выдумать! И потом, если бы это было неправдой, зачем тогда с такой ненавистью ломали храмы после семнадцатого, зачем остервенело срывали кресты и купола, зачем злобно и жестоко запрещали церковь?… Убивали священников и монахов?… Если все это было неправдой…

Позже Слава развязал. Пил себе пивко, но… Проклятый байронизм взял верх. Слава демонстративно не ходил ни в какие компании, сидел в углу тупарем и не пил вообще. Единственно — рюмку водки в чисто медицинских целях, если вдруг сильно замерз. Конечно, таким поведением он запросто нажил непонимание и схлопотал постоянные дразнилки и насмешки со стороны сокурсников. Да и поделом ему! Он ведь бросал им некий вызов — они его и принимали. В выпускном классе Славка кинул агрессивный вызов самому Господу, но после того ужасного случая в переходе остерегался своей агрессии. Зато не боялся вызова пассивного.

То страшное избиение заставило Славу подумать об ответственности перед Богом. Парадоксально, но именно оно вытащило его в жизнь.

И был отец Артемий…

Слава сам не понимал, зачем тогда решил пойти в церковь. Он, гопник-байронист, некрещеный и принципиально не желающий креститься. Но мама так просила его об этом, прямо умоляла… К настоящим верующим она не относилась, но порой в какие-то самые тяжелые, страшные моменты, когда у нее не хватало сил и недоставало надежды, она обращалась к Богу… И дядька Макар сказал о том батюшке: умный, необычный священник, хорошо знающий светскую жизнь и способный на простые разговоры обо всем. И Слава нехотя поплелся к нему.

Устроил их встречу отчим. И единственно за это Слава всегда оставался благодарным ему.

Отец Артемий вышел к ним — они пришли втроем — и чем-то моментально подкупил Славку. Батюшка так улыбнулся, что Славкина агрессия сразу присмирела и улеглась. Но стоял он по-прежнему в самой вызывающей позе. Нарочно именно в церкви — руки в карманы, лохматый, воротник расстегнут… Специально раздувал прямо здесь истеричную сцену, как Карамазов-старший. Но батюшка не стал читать тупых нотаций и делать шокированное лицо. Сделал вид, что ничего не заметил. Что Славку обозлило и насторожило. И он совсем насупился. Мать стояла рядом, осунувшаяся и печальная. Куталась в платок. Отчим куда-то смылся.

К батюшке тянулась очередь. Целая толпища молодых, которые, в отличие от Славы, вызывающего байрониста, пришли на исповедь. Запомнилась девчушечка лет двадцати с большими перепуганными темными глазами, которая сказала, увидев отца Артемия:

— Ой, я никогда еще не исповедовалась! С чего мне начинать?

Отец Артемий добродушно улыбнулся:

— Ничего, успокойтесь! Все будет нормально. Подождите еще немного…

Он отдельно вызвал сначала маму, а потом — Славку. И тот снова решил бросить вызов.

— Предупреждаю заранее — я креститься не хочу!

Славка никого не боялся. И говорил резко и хамовато. Батюшка в ответ приветливо улыбнулся. И чуточку иронично. Самую малость.