Вопрос как вопрос, но что-то насторожило Славу. На миг, самую малость. Как-то уж очень официально спрошено, в лоб. Интонация какая-то… Нет, наверное, показалось, усё в порядке…
— Средне, — признался он. — Вернее, смотря каких художников. Из русских у меня любимый — Васнецов…
— У-у-у! — понимающе улыбнулся Иван.
— Да, люблю его сказки. Сугубо. Русских пейзажистов тоже. И еще у меня любимые — Рубенс и Кустодиев. Но они просто потому, что мне нравится такой же женский тип фигуры, какой и им. Слава не рассчитывал на непонимание. Скорее ждал еще одной понятливой улыбки. Мужик мужика всегда сечет. Хотя насчет пышек — дело вкуса. Но Иван вдруг словно стушевался и даже скривился. С чего вдруг? Что за криминал?
— А-а-а… — разочарованно мотнул он головой. — Нет, у меня не так, совсем не так…
И сразу закруглил разговор. Ну и ладно, пусть себе греется возле худых на здоровье, Слава не против. Усё нормально.
Подошли к полотнам Врубеля. Слава не любил его картин, но творческой и личной судьбой художника интересовался по принципу: знай правду об обжегшемся, чтобы не обжечься самому.
Все расселись на удачно оказавшихся свободными стульях, выстроившихся в ряд, и гид-артист стал рассказывать об огромнейшем панно, где изображен корабль, везущий тело покойного гусляра.
— Но он ведь лежит мертвый! Как же он играет на гуслях?! — спросила наивная кареглазая булочка.
— Ему мертвому вложили в руки гусли, — объяснил балерун, даже не усмехнувшись, и по-свойски, свободно обнял девушку за плечи.
Эрудированная кареглазая пышечка осведомилась о жене Врубеля, еврейке, служившей художнику моделью.
— У Врубеля перемешались не только духовные слои, у него были и проблемы, так сказать, ниже пояса, — серьезно вещал самодеятельный гид. — У него есть полотно — ужас! — где Христос стоит с руками, сложенными вот здесь, — наглядно показал он. — Да-да! Причем стоит в профиль. Лично я не осмелился бы нарисовать такое. А Врубель изобразил… И вот этого… Это же дьявол, понимаете, дьявол!
Артист указал на знаменитого Демона. Рассказал, в чем эффект картины, — штаны-шаровары голого до пояса смуглого восточного духа тьмы как бы приобретают стать камня, торс будто растет из тяжелого камня…
Тэк-с… А ведь точно, господа, подумал Слава. И сколько я видел репродукций, до меня никак не доходило, что это — шаровары. Казалось, действительно камень какой…
Напоследок подошли к скульптурным круговым барельефам Врубеля. Пышечка обменялась со Славой впечатлениями:
— Смотришь — и прямо ужасаешься! Так слеплено, словно это все — вполне конкретное, виденное во всех подробностях. Нет, наверное, точно, что-то было у Врубеля с головой нехорошее. Он и впрямь видел этих демонов, живых, реальных, видел в прямом смысле!..
Они познакомились. Поулыбались друг другу. Друг друга запомнили…
Потом был зал Рериха. На одной картине замысловатый сруб уходил в картину мироздания.
— А вот в пространстве как бы висит — такое неясное очертание, но виден треугольник с глазом внутри. Это ведь масонский знак, правильно? — спросил Слава.
Кареглазая булочка по имени Лена стояла рядом. Ванька хмурился и кривился.
Балерун хмыкнул и начал новый эмоциональный рассказ:
— Верно! Вся символика масонов была ими взята из культуры Древнего Египта. Рерих воспользовался теми же источниками. — Затем гид перешел к масонским ложам в восемнадцатом веке в России. — Вот у нас стоит здание возле метро «Арбатская», Дом журналистов называется. Это дом масонов!
Ребята дружно изумились.
— Да-да! Потому что раньше в этом доме собирались масоны, факт доказанный, — весело засмеялся балерун. — А теперь журналисты.
Ванька заметил ехидно:
— Ну как? Узнал о своих?
— О каких своих? — недопонял Слава.
— О масонах.
— Я к оным не отношусь.
— Но ты же все время сочиняешь чего-то. И публикуешь в журналах. Значит, ты журналист. А журналисты собираются в доме масонов. Следовательно…
Прикололся… Ну ладно.
— Я всего-навсего переводчик. Сугубо, — отшутился Слава. — Не грузись!
И Ванька засмеялся в ответ. Булочка приветливо и немного смущенно улыбалась.
Слава вспомнил, что в болгарском ресторане нельзя попросить: «Будьте добры, принесите мне чашечку кофе и булку!» Официант ответит: «Кофе — пожалуйста, а булку — не могу, это противозаконно». По-болгарски «булка» — девушка.
После экскурсии все собрались внизу у гардероба. Искренне поблагодарили засиявшего в ответ балеруна.
— Польза прекрасного в том, что оно прекрасно! — изрек он напоследок.
Потом братья раскланялись с Леной и отправились к киоску, где продавались книги, альбомы, видеокассеты.
— Эх, все это не то! — вздохнул Ванька. — И хорошо, и познавательно, но, прежде всего, надо видеть подлинники. Только это трудно — не ходить же в музеи каждую неделю! Поэтому приходится ограничиваться копиями или репродукциями. Многочисленными.
Слава кивнул:
— А можно просто из Интернета взять копию.
Ванька начал смеяться каким-то козлиным смешком.
— Да, можно много фотокопий надыбать в Интернете и их рассматривать… — Он уже захохотал во всю глотку. — А можно даже сделать распечатку на цветном принтере! Или на черно-белом.