Жажда приключений

– А успеем ли?

Арина кривится, как будто ее неприятно ущипнули за бок.

– Если поторопимся, то все успеем, – она берется за следующую рюмку. Вот-вот останется четыре. – Ну, не будем тянуть. Выпьем за счастливчиков, что не заботятся о времени.

– Выпьем.

– Иногда завидую тем, кто совсем медленно зреет где-нибудь в Париже, Берлине, Лондоне, кто не суетится по утрам, чтобы не получить от начальника, кто размеренно, шаг за шагом, без спешки занимается собственными заботами. Иногда завидую тем, кто любуется красотой городов каждый день, кто насытился ею настолько, что воспринимает ее за сущую обыденность, среди которой живет.

– И к таким людям обязательно относятся добивающиеся славы актеры, музыканты, писатели… Все те, кто разукрашивает мир, а не застраивает его домами или поддерживает его функциональность?

– Можно и так сказать.

– Тогда выпьем за счастливчиков?

– Выпьем.

Арина улыбается и тянется чокнуться… Эмоции ее от действия алкоголя все менее сдерживаемы, более страстны, пылки, как языки пламени. Видно, пьянеет она довольно-таки быстро, или, может, раньше она практически не пила?

– Между прочим, я и сам писатель.

– Ух ты, – она оценивает меня таким благодатным взглядом, словно за полсекунды успела надумать, как я заберу ее с собой путешествовать по всему миру и жить на широкую ногу.

– Но не все так просто… – меня так и тянет называть ее «деткой», однако, я все же удерживаюсь. Восхищение не смывалось с ее лица. – Не все так просто, потому что я неизвестный писатель, еще не создавший произведение, охватившее мир, объединившее поколения. Я не веду богатую жизнь, не путешествую…

– Какая разница! – Перебивает она. – Одно это увлечение уже восхищает! Ведь это такая редкость.

– Чем же занимаешься ты?

– Милый, – устало стонет она, растянувшись на столе, – я ведь не дословно расспрашиваю тебя, чем занимаешься ты, это не так уж и важно ведь. Ну, зачем же нам портить нашу коротенькую праздность тоской повседневности?

– Твоя правда, – соглашаюсь я, для себя решив, что она торчит на обычной работе где-то в провинции, что она просто устала и, плюнув на все, вырвалась в Санкт-Петербург, чтобы хоть ненадолго отвлечься от рутины, чтобы узнать и до конца дней насытиться жаждой приключений. – Может, тогда и выпьем за восхищение неизвестными писателями?

Она смеется и поднимает рюмку.

– Выпьем!

Две последних наполненных рюмки смотрят на нас. Так и тянет за язык говорить обо всем. Но о чем говорить, если не о собственной составляющей, если не о том, что окружает изо дня в день, о том, чем пропитался насквозь, чем живешь и дышишь? О мечтах, о том, чем хочешь дышать и прочем, что, в сущности, по-человечески обыденно?

– Какая разница, кем ты был утром, вчера, позавчера и год назад? Какая разница, на кого учился? Никакого значения. Хочешь быть писателем, будь им. Считай, что мы на несколько дней очутились на маскараде.

– Тогда кто ты?

Она пожимает плечами. Линии ключиц так отчетливо выступают на ее тельце, словно голод есть ее лучший друг…

– Свободная. Свободная птица. Просто хочу эти три дня прожить такой насыщенной жизнью, какую равнодушно ведут звезды… Чтобы потом все остатки дней думать о том… Выпьем теперь за маскарад, в который мы попали. Выпьем сразу все и пойдем восвояси.

Мы чокаемся, и Арина, повертев головой, поднимается. А потом обратно плюхается на стул, будто вспомнив важную мысль, какую с самого начала думала изречь и для какой так и не нашелся повод.

– Только, пожалуйста, дабы не портить наш маскарад, ни в коем случае не задавай никаких вопросов. Я и мое прошлое и будущее – закрытые темы. Считай, что я чистый листок, что ничего у меня нет и не было и не будет, что живу я, как странный сон, только эти три дня, только здесь и сейчас, не более…

Я киваю в знак согласия, и тогда она поднимается и проплывает по залу расслабленной походкой, утратившей порыв ветра, чтобы найти официанта и потребовать счет, чтобы как можно скорее двинуться дальше…

Приносят счет. Арина вытаскивает из темно-красного кошелька тысячную купюру. Я гляжу на нее во все глаза и недоумеваю.

– Я заплачу, – растерянно шепчу я, вытаскивая из кошелька банковскую карточку....

Не обращая на меня внимания, она просто-напросто сует официанту в руку купюру, после чего тот равнодушно удаляется. Ему-то наплевать на мужскую солидарность, ему-то все равно кто заплатит, ему к черту не сдались выяснения отношений, ему лишь бы забрать деньги и принести сдачу, ему лишь бы обслужить нас так, чтобы не схлопотать выговор или штраф от начальника.

Я хочу заикнуться про деньги, но она и слова вставить не дает…

–Нет, ничего не надо. За все следует платить. Убери карточку и позволь мне чувствовать себя полностью свободной, как чайкой над заливом.

В растерянности я убираю кошелек. Приносят сдачу – Арина собирает бумажки и мелочь и торопливо, как бы боясь сущности денег, боясь, что у нее вот-вот вырвут из рук мелкое богатство, сует все в кошелек, а потом поправляет платье в плечах.

Мы выходим на улицу. До полночи чуть меньше двух.

– Только без вопросов, – напоминает она, беря меня за руку. – Идем к Неве.