Жаркий декабрь

Бывший нарком еще долго перечислял проблемы, и меня от этого разговора как ушатом холодной воды облили. Выйдя на улицу, я в задумчивости остановился, вперив невидящий взор в небо. Есть о чем подумать. Например, как упростить систему перевозок. Как программист, мог бы придумать какой-нибудь алгоритм, но уж очень я далек от этой специфики. Надо попробовать что-нибудь вспомнить, но в голову ничего не идет. Первое и, пожалуй, единственное, что всплыло из памяти, это устранить дублирование функций управления дорогой. Лишь в сорок втором правительство решило создать центральное управление и передать ему руководство движением поездов. Значит, внедрив данную инновацию сейчас, мы получим положительный эффект на несколько месяцев раньше. Но как бороться с большим количеством переадресовок, ведь не всегда же возможно формировать составы с прямыми маршрутами. И как оптимально регулировать поезда по степени их важности? Вопросы, вопросы. Что же я раньше ими не задавался?

* * *

Очередное собрание в кабинете Сталина трудно было назвать официальным словом «совещание». Скорее, сборище заговорщиков. Никакого названия узкий кружок посвященных пока не получил. В случае необходимости Поскребышеву просто говорили обзвонить товарищей из «того списка». Зачем и почему нужно собирать людей из разных ведомств, секретарь Верховного, естественно, не спрашивал.

Атмосфера на собрании посвященцев была сугубо неформальной, подобно конспиративным сходкам революционеров. Никто не объявлял заседание открытым, не назначал порядок выступления докладчиков и не стенографировал. Все, у кого были интересные мысли, просто делились своим мнением.

На этот раз посвященцы собирались обсудить международную обстановку и ждали только Молотова, который должен был вскоре подойти. Однако у Берии тоже имелось сообщение для собравшихся. Пошуршав бумагами, нарком внудел встал и, откашлявшись, попросил слова.

– Пока докладчика нет, я, пользуясь паузой, скажу пару слов по одному вопросу. Как вы помните, мне поручили разыскать Резуна-старшего, чтобы попробовать выяснить, какие ошибки мы допустили в воспитании следующего поколения, и почему перспективный офицер, в смысле его сын, встал на путь предательства.

Незначительный в настоящее время вопрос о Резуне обещал стать очень важным в будущем, и посвященцы приготовились внимательно слушать. Только Рокоссовский, не выдержав затянувшейся паузы, нетерпеливо спросил, что же дали исследования психологов.

– Дело в том, – смущенно улыбнулся Лаврентий Павлович, – что поиски несколько затянулись. Поначалу задача представлялась крайне легкой. Этот самый Виктор Богданович пози-ци-они-ровал, – ввернул новомодное словечко нарком, – себя как полного знатока всех дивизий, а уж про соединение своего отца должен был знать всё. Как нам сообщил попаданец, отец Резуна воевал летом сорок первого в пятой армии. Номер дивизии и корпуса Андреев, к сожалению, не помнит, но где-то рядом находилась двухсотая дивизия Людникова. Согласно данным перебежчика, за несколько дней до начала войны дивизия его отца начала выдвижение к границе, и уже двадцать третьего приняла бой.

– Так почему же вы не смогли найти? – удивился Куликов. – Армия известна, и фамилия редкая.

– К сожалению, привычка Резуна-младшего лгать всегда и во всем и тут не дала сбоев. Он даже своего родного отца не пожалел и все переврал, а скорее, просто действительно не знал. Ведь, разумеется, никакого доступа к Центральному архиву у него быть не могло, да и времени для исследований у простого курсанта не нашлось бы. Поэтому, основываясь на вышеуказанных сведениях, разыскать Резуна не удалось. Тогда мы решили расширить круг поиска. Двухсотая дивизия – это 31-й корпус. Ближайшие его соседи – девятый и двадцать второй мехкорпуса. И там ничего. Наконец, разослали запросы во все действующие армии, и вот что выяснили: Резун Богдан Васильевич служил в 140-й дивизии 36-го корпуса шестой армии, а вовсе не пятой. На войне с 28 июня. 20 сентября переведен на западный фронт, хм, почти одновременно с попаданцем, а в ноябре его дивизион перебросили на северо-западный. Отзывы командования и подчиненных исключительно положительные.

– И что же получается, – задумчиво и почти растерянно вопросил Сталин, – гора родила мышь? Можно понять, когда к врагу сознательно переходят бывшие нэпманы, дворяне и кулаки. Также естественно, что многие бойцы, оказавшись в плену, просто хотят спасти свою жизнь. Но почему вот так, в мирное время, человек с очень перспективным будущим бросает все и бежит за кордон?

– Привык к сладкой жизни за границей, – пожал плечами Берия, – а тут подходит к концу срок пребывания в посольстве. Вот и все.

Сталин разнервничался настолько, что за отсутствием любимой трубки начал грызть карандаш. То, что его младший сын Василий вырос избалованным, он уже и сам видел, тут никакие послезнания не нужны. Как же тут не волноваться.

Неловкую паузу очень вовремя прервал появившийся Молотов. Он немного удивился, когда Верховный попросил у него сигарету и закурил, но дипломатично не подал виду.